1. Пролог.
Пять лет назад. Клиника LesAlpes. Швейцария.
Я умирала.
Каждую мышцу, каждый сустав мучительно скручивало, заставляя меня до онемения пальцев сжимать края ночной рубашки, насквозь пропитанной холодным потом. Нескончаемая боль держала меня в тисках, словно мне кололи её внутривенно, и она расползалась ядовитой змеёй, отравляя каждую клетку моего измученного тела. Она питалась моими страданиями, и мне хотелось вспороть себе грудь, чтобы вытащить наружу и обезглавить мерзкую тварь, безжалостно сводящую меня с ума.
Я потерялась в днях. Сколько я здесь? Неделю? Месяц?
Ещё минуту назад я истерически рыдала. А сейчас я терпеливо лежала на кровати, слизывая языком засохшие дорожки слёз, и даже не пыталась уклониться от солнечного луча, пробивающегося сквозь прозрачный тюль и болезненно вонзающегося в мой воспалённый зрачок. Во рту пересохло, а в глотку будто насыпали битого стекла.
Пить. Мне безумно хотелось пить.
С трудом поднявшись с кровати, я на подрагивающих ногах подошла к тумбе, на которой так маняще стоял графин с прохладной водой. Не удосужившись взять стакан, я поднесла стеклянную ёмкость к губам и сделала несколько жадных глотков. Чувство облегчения не пришло, и я, прикрыв глаза, вылила остатки воды себе на голову. Освежающие струи поползли по лицу и, скрывшись за воротом рубашки, извилисто потекли по спине и груди, опадая мелкими каплями на холодный пол. Мне стало жарко и, приложив руку ко лбу, я ощутила на обжигающе горячей коже ледяное прикосновение влажной ладони.
Я судорожно дышала, и очередной вдох застрял в горле вязким комом. Они снова были здесь. Тёмные, двигающиеся в жутком танце тени появлялись лишь в моменты полного отчаяния и преследовали меня до самого конца. Они насыщали мой распалённый мозг суицидальными мыслями, и я всячески пыталась не дать им себя уничтожить.
— Вы не существуете, — еле слышно шептала я, нервно расхаживая из стороны в сторону. — Не существуете. Это всё нереально.
Пытаясь унять чувство тревоги, я не могла найти себе место и дрожащими руками непрерывно блуждала вдоль собственного тела. Остервенело растягивала ворот рубашки, теребила пуговицы и грызла ногти, иногда до боли прикусывая огрубевшую кожу пальцев.
В фокус моего зрения попало висящее над комодом овальное зеркало в деревянной раме. Я подошла к нему и, склонив голову вбок, тщательно принялась рассматривать собственное отражение. Глубокие глазницы на худом лице напоминали бездонные кратеры, выжженные безжизненной пустыней. А злая усмешка, резко появившаяся на потрескавшихся губах, исказила до неузнаваемости знакомые черты в прошлом красивого лица.
Этой девушкой с тусклым взглядом, спутанными волосами и жутко выпирающими ключицами не могла быть я. Кончиками пальцев я неверяще дотронулась до бледной впалой щеки и провела вдоль режущей скулы, отмечая болезненно-серый цвет лица. Острые края поломанных ногтей неприятно оцарапали кожу.
Они бросили меня. Оставили здесь совсем одну.
Голодная мерзкая тварь свернулась плотным кольцом в грудной клетке и, широко разинув пасть, требовала ужин. Мутный коктейль, напоминающий грязную лужу из боли, одиночества и гнева запузырился и, отдаваясь клокочущими звуками где-то в глотке, в сбивающемся ритме вырвался наружу.
Я закричала.
Мой раздирающий душу вопль разрезал пространство комнаты и, отскочив от стен, вместе с кулаком врезался в зеркало. Острая боль пронзила всю мою правую руку, а холодный глянец растрескался и, исказив уродливую картинку, осыпался кривыми треугольниками. Зловещий ритм теней был остановлен, и они, забившись в угол, не смели больше продолжать свою леденящую душу пляску.
Дверь резко распахнулась, и двое мужчин в синих медицинских костюмах вошли ко мне в комнату. Беглым взглядом оценив обстановку, один из них сделал осторожный шаг ко мне.
— Мисс, прошу, отдайте мне стекло, — он медленно протянул руку вперёд.
Я не совсем понимала, о чем речь. Проследив за его взглядом, я удивлённо уставилась на окровавленный осколок в моей руке. Вдоль запястья тянулся кривой порез, из которого тонкой струйкой стекала кровь, образуя красочно-причудливый узор на светлом мраморе.
— Мисс, — настойчиво повторил он, снова привлекая моё внимание. — Мы вам поможем.
— Я умираю, — всхлипнула я, утирая новые дорожки едких слёз и сильнее сжала острые неровные края.
— Это не так, — мягко произнёс он, делая еле заметный шаг в мою сторону. — Это ломка, от неё никто не умирает. По крайней мере, не здесь, — он тепло улыбнулся. — Прошу вас, отдайте мне осколок, мы вам поможем. Обещаю.
Его бархатный тембр гипнотизировал меня, и я недоверчиво смотрела в его добрые глаза, судорожно покусывая нижнюю губу. Мне хотелось ему верить. Но, кажется, его звали Джон, и ещё вчера он крепко держал меня своими огромными руками, пока мне насильно протыкали вены.
— Мисс, — позвал меня второй мужчина, и я по инерции повернула голову. В следующее же мгновение Джон резким движением выбил осколок из моей руки и, схватив за плечи, повалил на кровать, крепко удерживая за запястья. Я начала яростно отбиваться и истошно орать, но против навалившегося сверху тяжёлого мужского тела у меня не было ни единого шанса.
— Скорее, — торопил он второго, параллельно уворачиваясь от моего колена и придавливая его своим бедром.
Второй мужчина, имени которого я не знала или не помнила, набрал лекарство в шприц и, отбросив пустую ампулу в сторону, приблизился ко мне, велев Джону зафиксировать руку. Тонкая игла легко вошла в плоть, наградив меня мимолётной болью, и вмиг поплывшее сознание безуспешно пыталось ухватиться за быстро отдаляющуюся реальность. Стремительно приближающаяся чернота наградила моё тело парализующим спокойствием, и на грани падения в темноту я думала лишь о том, что не хочу… не хочу больше жить.
2. Глава 1.
Настоящее время. Нью-Йорк.
Если мои обонятельные рецепторы не дали сбой, то именно запах натуральной кожи с примесью табака, кофе и, возможно, каплей цитруса заполнял сейчас салон чёрного тонированного внедорожника, в который я села пятнадцать минут назад. Я вдохнула ещё раз. Наверное, так пахнет роскошь. Хотя, если бы меня спросили, чем пахнет роскошь, я бы вмиг представила запах свежей древесины с добавлением алкогольных нот выдержанного шотландского виски и кусочками горького шоколада, а запах свежих орхидей добавил бы нотку изысканности к моему пессимистичному аромату. К счастью, я не претендовала на звание лучшего парфюмера года, а виски всё же хотелось бы заменить на коньяк. Не стоит добавлять его любимый напиток в мой роскошный букет.
Вытянув ноги вперёд, я поудобнее устроилась в прохладном кожаном кресле. Восьмичасовой перелёт из Лондона утомил меня. Я испытывала лёгкую тошноту, и мне проще было списать это на бортовую кухню, чем признаться самой себе, что я волнуюсь из-за предстоящей встречи.