– Помогите! Помогите! – с грохотом распахнув дверь, в районное отделение полиции вломился высокий лохматый парень с вытаращенными глазами, в которых метался страх, переходящий в ужас.
– Спасите меня! – непослушным языком повторил он, на заплетающихся ногах, носки которых цеплялись за пол, доковылял до ближайшего стула и, рухнув на него, уткнулся лицом в ладони и глухо зарыдал. Его плечи сотрясала крупная дрожь.
Дежурившие полицейские недоумённо переглянулись:
– Эй, парень! Ты в порядке? – спросил один.
– Что случилось-то? – склонившись к нему, поинтересовался второй, постарше.
– Я же говорю: спасите! – истерически выкрикнул парень, подняв лицо, залитое слезами.
– Да от кого спасать-то?! – начал терять терпение первый полицейский. – Объясни толком!
– От детей!– прошептал парень и с ужасом оглянулся на закрытую дверь.
– Так, гражданин, – старший уселся за стол и кивнул напарнику. Тот взял бумагу, ручку и приготовился записывать.
– Давайте по порядку и подробно, – продолжил старший. – Кто вы, что случилось, что за дети, откуда взялись. Серж, ты записывай! – он налил в высокий стакан воды, добавил туда сильно пахнущих капель и протянул парню. – Выпей, успокоишься!
Он дрожащей рукой схватил стакан и, стуча зубами о стекло, торопливо отхлебнул; рука его так тряслась, что он пролил лекарство на брюки, и вода расплылась тёмным пятном с неровными очертаниями.
– Меня зовут Андрей, – клацая зубами, начал он. – Андрей Никонов, я учитель истории в четвёртой гимназии… Всё началось сегодня утром, – он прерывисто вздохнул и опять с тоской оглянулся на дверь.
Лекарство, по всей видимости, начало действовать: он стал ровнее дышать и уже не содрогался каждую секунду, но голос по-прежнему звучал сдавленно, уходя на высокие ноты.
– Хотя это я только сейчас понял, что всё началось утром, а тогда я об этом и не догадывался…
– Началось всё с того, что у меня почему-то не прозвонил будильник, хотя я каждый вечер завожу его, чтобы не проспать (это у меня уже на уровне рефлекса), но я решил, что просто не услышал звонка. Знаете, иногда засидишься допоздна, к урокам готовишься, а потом засыпаешь так крепко, что вообще ничего не слышишь. Я открыл глаза и понял, что проспал.
– А как вы поняли, что проспали? – спросил младший полицейский, которого звали Серж.
Его левая рука с зажатой в ней флуоресцентной ручкой так и порхала над листом бумаги. Андрей невольно засмотрелся на неё.
– Как понял? – переспросил он. – Привычка, наверное. Каждый учитель так привыкает работать по звонку, что день для нас делится не на часы, а на уроки и перемены, и вот я почувствовал, что моя большая перемена давно закончилась, а я ещё сплю. Я быстро вскочил с кровати, наступил на что-то скользкое и упал, больно стукнувшись локтем о стул.
– И что же это было?
– Это была кость, которую притащил мой кот. Он любит грызть кости, поэтому я специально покупаю для него суповые наборы.
– А с кем вы живёте?
– Я живу один, у меня однокомнатная квартира, на том берегу. В хорошем тихом районе.
– Вы живёте один и у вас кот? – ухмыльнулся Серж, скользнув взглядом по его длинным, беспорядочно спутанным волосам.
– Нет-нет, не подумайте ничего такого! – спохватился Андрей. – Кота мне принесли соседские дети: подобрали на улице, а родители не разрешили оставить, поэтому они пришли с ним ко мне. Так он и остался у меня жить… Так вот, я расшиб локоть, и от боли у меня перед глазами полыхнуло пламя. Но страдать было некогда, и я заметался по квартире, заполошенно собираясь на работу: у нас директор очень не любит, когда учителя опаздывают, – схватил сумку и выскочил на лестничную клетку, захлопнув дверь. Тут я понял, что забыл ключи дома…
– Вот чёрт! – пробормотал я.
Вдобавок лифт не работал; я потыкал пальцем в кнопку, и меня ударило током. Засунув обожжённый палец в рот, я помчался вниз по лестнице, вылетел на улицу и… угодил правой ногой в лужу.
– Да что же это такое! – с отчаянием воскликнул я, топая ботинком, в который залилась вода вперемежку со снегом. – Январь, чтоб тебя!
С неба сплошной стеной лил дождь, под ногами была снежная каша, словом, ничто не напоминало, что идёт самый морозный зимний месяц. Я, как лягушка, по редким ледяным кочкам запрыгал на остановку, которая находилась рядом с моим домом.
Но неприятности продолжались: все маршрутки, набитые до отказа, шли мимо, ни одна не останавливалась. Я посмотрел на часы и увидел, что через полчаса у меня начинается первый урок, а в классе мне надо быть за пятнадцать минут до звонка, и с тоской понял, что головомойки не избежать: наш директор, как злобный монстр, ходит по школе и всех опоздавших берёт на карандаш, чтобы потом как следует пропесочить на совещании.
И тут мне показалось, что судьба наконец-то смилостивилась и послала мне помощь: я увидел призывный огонёк такси, замахал рукой и, когда машина остановилась, насквозь промокший плюхнулся на заднее сиденье.
– Куда? – буркнул шофёр.
Я сказал адрес, и мы поехали. Потоки воды заливали лобовое стекло, и дворники не справлялись с ней.
– Да что это за погода такая! – раздражённо проворчал водитель. – Январь, называется! Видать, бог совсем с ума сошёл: времена года попутал!
– Глобальное потепление,– попытался поддержать я беседу, но неудачно: таксист начал ещё больше ругаться и в конце концов не заметил лежачего полицейского. Нас тряхнуло с такой силой, что я взлетел над сиденьем, а когда приземлился, то прикусил язык.
– Приехали! – всё так же недовольно сообщил шофёр.
Я расплатился, вышел из такси и тут же угодил в лужу, причём, конечно, ещё не промокшей ногой. Чертыхнувшись пару раз, я побежал к школе в надежде, что успею на рабочее место раньше директора, которого давно и надолго прозвали Цербером.
Открыв дверь, я увидел наших техничек и по совместительству вахтёрш (вы же знаете, какая у них зарплата – приходится совмещать), они сидели за конторкой, стоявшей около стены и что-то ели.
«Не успели прийти на работу, как уже проголодались!» – удивился я, а вслух сказал:
– Здрасьте, тёть Кать, привет, Марин! Приятного аппетита!
Они посмотрели на меня, и тут мне впервые стало страшно…
– Почему? – перегнувшись через стол, спросил старший полицейский. – Объясните подробнее!
– Их глаза… в них промелькнуло что-то нечеловеческое, что-то такое, чего не должно быть в человеческих глазах… Их губы и подбородки были перепачканы чем-то липким серо-жёлтого цвета, тётя Катя с набитым ртом что-то нечленораздельно проворчала мне, при этом с её губы на конторку шлёпнулся серый с кровяными прожилками кусок, и она, почти не наклонившись, слизнула его длинным языком… Очень длинным, понимаете? – парень загнанно взглянул на служителей закона, и в глазах его испуганной птицей опять метнулся страх.
