Передо мной стоит нетривиальная задача. Мне предстоит познакомить вас с персонажем, который должен если не восхитить, то хотя бы немного вас заинтересовать. Задача на самом деле сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Сотворение героев из «искр и талой воды» требует определённого уровня профессионализма. Здесь, как мне кажется, очень важно не увлечься и не начать творить персонажа по своему образу и подобию. Дело в том, что я не то чтобы неинтересна или скучна, как многие творческие девы, я скорее заурядна. А чтобы сочно и захватывающе отобразить заурядность, необходимо обладать особым дарованием, коим я, как вы, наверное, уже заметили, конечно же, не наделена. Вот почему я решила воспользоваться древней, затасканной, но по-прежнему действующей уловкой и начать плясать от противного. Я создам своего воображаемого антипода. Прежде всего мой вымышленный Голем будет сухощавым господином, неопределённого возраста с сильно поредевшими – когда-то видимо тёмно-русыми, а может даже тёмно-каштановыми, – волосами, обрамляющими громадную, почти во весь череп, лысину.
Соглашусь, начало так себе, не слишком-то располагает к восторгам и мало что говорит о самом герое, но («но» – моё любимое слово) надо же было с чего-то всё начать. Подождите! Возможно, следующая деталь заинтересует вас больше. Почти все пособия для начинающих литераторов рекомендуют начинать повествование с интриги. Не буду вас обманывать – её у меня нет. Собственно, вся интрига обозначена ещё в названии и добавить к ней мне нечего… Ввиду этого продолжу статическое описание персонажа.
А-а-а! OMG. Какая я тупая! Его же надо как-то назвать. Ладно, пусть его зовут Чилонгола или Манассия, потому что он – первенец. Первый и основной персонаж, явившийся на суд взыскательного читателя в этой ужасающей своей лиричностью трагикомедии. Прошу обратить внимание на слово «трагикомедия». Оно подразумевает, что, несмотря на все драматические сюжетные перипетии, в конце концов, читателя ожидает счастливый финал. Все умрут, а Манассия останется. Шучу, разумеется, никто не умрёт. Все будут жить вечно и счастливо в тени благоухающих глициний, услаждаясь щебетом птиц и сорбетом.
Так вот, я продолжу. Обильное отсутствие растительности на голове моего главного героя частично компенсировала окладистая, ухоженная борода, увенчанная пшеничными, завитыми усами. Разумеется, она появилась у Манассии не сразу. Борода росла постепенно вместе с плешью, проходя все стадии развития – от аккуратной, небольшой эспаньолки до Кропоткинской, обильно тронутой сединой лопаты. Её широкий, пушистый черенок брал своё начало где-то под квадратными, старомодными очками и равномерно спускался на лацканы пиджака. Не стану утруждать вас описанием одежды. Не вдаваясь в подробности, отмечу только, что все вещи на Манассии были непристойно новыми, дорогими, с недурственным вкусом подобранные и идеально, не топорщась, без складок на нём сидели.
Да ладно! Конечно, его звали не Манассия. Думаю, многие его знакомые уже давно догадались, о ком идёт речь. Это вполне реальный персонаж, и все события, о которых пойдёт речь ниже, произошли на самом деле. В действительности моего героя зовут Гауке (ударение на «а») Осип Фёдорович. К тем самым знаменитым Гауке он никакого отношения не имеет и в родстве с ними не состоит, однако его вполне можно назвать настоящей «живой легендой». В этом случае это словосочетание вполне уместно. Иногда его употребляют в отношении лиц, которых целесообразнее было бы назвать «некогда известными» или просто «немолодыми», но в случае с Осипом Фёдоровичем оно полностью оправдано. В своё время его внезапное, таинственное исчезновение (о котором пойдёт речь) наделало много шума в столичных окололитературных кругах. Ходили даже слухи, что оно было как-то связано с последним заказом, над которым он работал, что якобы он копнул чересчур глубоко и узнал лишнего. Ну да обо всём по порядку…
Вначале 1990-х на самом краю ныне уже несуществующей империи в небольшом, живописном городке, в узком кругу самодеятельных литераторов Гауке знал каждый второй, и пусть не все, но некоторые, считали его не обделённым талантом. А почившая в этом году Ася Васильевна, Царствие ей небесное, покровительница провинциальных недоинтеллектуалов находила его даже многообещающим. Когда небольшой городок, расположенный в стороне от глобальных процессов становления новейшей изящной словесности, стал чересчур мал для необузданных, литературных амбиций тогда ещё юного, длинноволосого Осипа Фёдоровича, он собрал хозяйственную клетчатую сумку и отправился на поиски себя. Долгие странствия, наполненные трудными испытаниями и великими подвигами, спустя некоторое время завершились в малом Козихинском переулке. В первопрестольной Ося в какой-то мере обрёл себя, но (опять «но») не в том качестве, в котором первоначально ожидалось. Он не стал Прустом или Беккетом. Эжена Ионеско из него тоже не получилось. Судьбой ему была уготована иная – как может показаться на первый взгляд – более заурядная участь. Осип Фёдорович стал безымянным литературным призраком. И надо отметить, довольно не плохим и даже преуспевающим призраком. Наверняка хотя бы одна или две из выстраданных им книг найдётся в вашей библиотеке, но не торопитесь их искать на книжных полках. Его имени на корешках вы не найдёте. Да он и сам не хотел бы, чтобы его имя там оказалось.
Впрочем, как я уже писала выше, Осип Фёдорович был действительно хорош в своём ремесле. Гауке не просто искусно имитировал чужие стилистические приёмы и грамматические конструкции, но и само развитие сюжетных линий безукоризненно удерживал в рамках обозначенного заказчиками автора. Однако его коньком всё же были литературные мистификации и фальсификация малоизвестных мемуаров, дневников и писем. Последние полгода Осип Фёдорович трудился над автобиографией такого влиятельного лица, что имя его было предано забвению (не за даром, разумеется) всеми поисковыми сервисами всемирной паутины. Заказчик, дабы ускорить сотворение «бесценного свидетельства уходящей эпохи», предпринял ряд довольно сомнительных мер. Он выплатил Гауке значительную сумму в валюте авансом, что, надо сказать, было довольно опрометчиво с его стороны. Вдобавок, стремясь оградить творца от бытовых неурядиц, кои, в сущности, давно стали тому привычны, арендовал на время «осмысления исторического контекста» однокомнатные апартаменты или, правильнее сказать, студию на Ходынке.
