Сердце вот-вот из груди выпрыгнет. На меня несётся чёрная лошадь и что-то мне подсказывает, что я ей совсем не нравлюсь!
— А-а-а-а-а! — ору и зачем-то прячусь в своей машине. Хлопаю дверями и вжимаюсь в сиденье.
Дыхание перехватывает. Конь, а это оказывается именно он, — уж больно его причиндалы, пролетающие надо мной, устрашающе смотрятся, — совершает такой прыжок, что моя малышка вместе со мной сжимается.
Перепрыгнул… Перепрыгнул!!!
Мать его, куда я попала?!
Осознаю, что мой организм нуждается в кислороде и делаю жадный вдох.
Капец!
Руки трясутся. Пытаюсь унять дрожь, массируя пальцы, и воровато осматриваюсь.
Местность кошмарная. Какие-то посадки кругом, озеро справа от возвышающегося холма. Слева добротный двухэтажный дом, не обнесённый ни забором, ни колючей проволокой. Рядом с ними ещё с десяток странных строений.
Глухомань! Ни одного столба вокруг! Ни одной трубы!
Резкий стук бьёт по ушам и заставляет моё сердце снова замереть.
Чья-то грязная рожа заглядывает в моё окно и, к моему удивлению, белозубо улыбается.
— Уголька не видели? — слышу тихое и какое-то рычащее. Мне даже чудится, что несмотря на свою улыбку, этот кадр явно не рад ни мне, ни моей машинке.
— Какого Уголька? — глухо переспрашиваю в никуда.
Конечно же, мужик меня не слышит. Приходится приоткрыть окно и вымученно поздороваться.
— Здравствуйте. Что за… Уголёк?
— Конь. Мой. Сбросил меня. Опять. — манера речи у этого дикаря такая же нелепая, как и он сам.
— Сбросил? — у меня челюсть отпадает. — Вам нужна помощь? Скорую…
— Себе помоги. — грубит гадёныш. — Посёлок за холмом. — машет рукой в сторону, надеюсь, цивилизации. — Поторопись! Скоро дождь пойдёт, дорогу развезёт, застрянешь, я вытаскивать тебя не буду.
Дёргаюсь от стука по крыше своей машины и с шумом сглатываю. Он будто не по моей малышке постучал, а по моей заднице, словно поторапливая. Так поразительно неприятно от его действий становится, что раздражение просыпается.
— Себя из этого дерьма вытащи, придурок! — кричу уже вслед удаляющемуся мужику.
Зачем подходил? Чего хотел? Придурок какой-то.
Фыркаю, видя, как чумазый дикарь, не оборачиваясь и не оглядываясь, поднимает руку вверх и демонстрирует мне средний палец.
— Козлина.
Я оказываюсь права в своих предложениях. За холмом находится вполне приличная деревушка. Здесь имеется даже несколько магазинов, один супермаркет, почтовое отделение, электричество, газ, водопровод и сносные дороги.
Сейчас уже, наверное, деревню деревней никто не называет.
Посёлок городского типа? А, чёрт с ним, как ни назови, а деревня — везде деревня.
Паркуюсь у небольшого магазинчика и вместе с телефоном выхожу из машины. Навигатору вообще плевать на мои запросы. Он меня ведёт какими-то звериными тропами и непонятно куда. Хорошо хоть, что населённый пункт тот, что мне нужен. Кажется…
— Бутылку воды без газа и… — стараюсь особо не глазеть по сторонам вполне обычного дома, вдоль стен которого раскинулись прилавки и холодильники со всякой всячиной, но не получается. Посреди магазина стоит стол с деревянными лавками, а на столе телевизор. И какой! Раритет! Мощный, огромный, выпуклый, чёрно-белый! Кошмар… — Простите, а вы Краева не знаете? Он должен где-то здесь жить, но адрес выдаёт какую-то ерунду. Там слишком много цифр.
Девчонка с перепаленными светлыми волосами надувает пузырь из розовой жвачки и с громким хлопком его лопает кончиком ногтя:
— Краев за холмом живёт. На своём ранчо, блин. — ржёт блондинка. — Мимо не пройдёте. Там он себе дом три года назад отгрохал в два этажа и отстроил конюшни, да свинарники. Бизнесмен местный. Вы к нему тоже из города приехали, чтобы эту сменить… обстановку?
Я зачем-то киваю, а сама в ужасе пытаюсь осмыслить услышанное.
Двухэтажный дом. Конюшни. Свинарники. Я ведь что-то похожее видела. И очень надеюсь, что я видела конюха Краева, а не самого Александра Борисовича.
— Простите, — дожидаюсь, когда на прилавке окажется двухлитровая бутылка с водой, и неуверенно интересуюсь, — А у Краева работники есть? Конюхи? Свинопасы?
— Да пёс его знает. Зовёт иногда местных, но это ж так, за пузырь или пару тысчонок помочь с чем-то.
Господи, вот это мне свезло так свезло.
Теперь я практически уверена, что это был именно Краев.
Выхожу из магазина с ощущением, что я просто самая последняя неудачница.
На что надеялась, спрашивается? Послушала куму на свою голову. Ты через брата любовницы своего мужа зайди, ты через брата любовницы своего мужа зайди, присмотрись к нему…
Тьфу ты!
Вот за что мне всё это? Я замуж по любви выходила, а не по расчёту. Юра таким хорошим был, таким правильным. Работящим… Вот только как подниматься начал и деньжата стали хорошие водиться, начал меняться. Стал грубее, холоднее, подключилось и обесценивание моей работы. У меня небольшой магазин одежды. Конечно, он не шёл ни в какое сравнение по доходности Юркиных перевозок. Но это ведь тоже работа. Работа, требующая сил и времени, а он… он словно перестал это понимать. Стал не временем и силами работу измерять, а одним доходом. Нет стольника в месяц — не работа. А тут ещё напасть год назад случилась… Лизонькой её зовут. Студенточка. Малолетка девятнадцатилетняя к моему мужу, как пиявка присосалась. Лимита понаехавшая! Совсем мой Юрка умом тронулся. Я бы всё отдала, чтобы мы опять на эти сто тысяч на двоих жили, как прежде, в любви, согласии и заботе друг о друге, чтобы не было никакой Лизы, чтобы мой муж был моим от и до…
Я люблю его и не хочу никому отдавать, но эта дрянь скоро своего добьётся. Юра вчера впервые не заговорил о разводе, а принёс уже готовые документы… И я ведь знаю, откуда ноги у этих бумажек растут! От фальшивой беременности этой мерзавки! Я всё знаю! Знаю, а сделать ничего не могу! Потому что, если перед мужем на стол выложу все карты, если всё враньё его Лизоньки вскрою, он… он меня возненавидит. Да, я их разлучу, докажу мужу, с какой дрянью он связался, но не верну его себе. Я слишком хорошо его знаю, чтобы верить, что будто после подобного Юра сможет стать прежним и остаться со мной. Скорее уж, он себе найдёт новую Лизу, а я его всё равно потеряю.
Как было бы прекрасно, если бы у этой твари оказался нормальный брат, с которым мы смогли бы спокойно поговорить и договориться, который бы меня понял и, как настоящий мужчина, взял бы ответственность и удар на себя. Поговорил бы со своей сестрицей или с моим мужем по-мужски. У них с этой Лизой, в конце концов, шестнадцать лет разницы!
— Краев, Краев… что же мне с тобой теперь делать?