Стены аудитории были обшиты полированным дубом. Потолок, перекрещенный толстыми балками, тоже дубовый. Пол – дубовый наборный паркет. И вся мебель дубовая! Добрая старая Англия, Оксфорд.
– Mister Sovin!
Митя вздохнул и поднялся, сжимая в руке билет и лист с ответами на вопросы. Лист был почти чистым.
– Вы готовы? – уставился на него сквозь старомодные роговые очки завкафедрой.
– Да… – угрюмо буркнул Митя, на самом деле не представляющий, что будет отвечать.
Подошел к столу, откашлялся.
– Итак, первый вопрос: третье склонение имен существительных…
Латынь никогда не была его любимым предметом. Ну, мертвый же язык, кому он, нахрен, нужен? Но сдавать надо… Косноязычно запинаясь, начал путано и неправильно излагать структуру склонения. Блин, там же слова с самыми разными окончаниями, и каждое окончание склоняется наособицу! Он помнил только три, а всего их, окончаний, чуть ли не два десятка.
Через две минуты профессор Блуменфельд остановил его.
– Я вижу, мистер Совин, что вы опять не готовы, к моему великому сожалению. То, что вы мне тут… э-э… втолковываете, имеет очень отдаленное отношение к истине. Sorry, вам придется посетить меня ещё раз в следующем семестре.
– Но я учил! – промямлил Митя.
Завкафедрой шмыгнул горбатым носом, сочувственно улыбнулся и протянул зачетку:
– Всего хорошего!
Митя злобно схватил её и, уходя, негромко буркнул в сторону:
– Kike! (Жид, – англ.)
Тем не менее, профессор услышал оскорбление, побледнел и поджал губы.
Сбежав по широкой дубовой лестнице, Митя вывалился на посыпанную песочком дорожку кампуса. В сердце его пылала ярость. Проклятый жидяра! Завалил, нарочно завалил, скотина! Был бы нормальный англосакс, всё бы обошлось, они Совина уважают… А евреи всех, кроме своих, ненавидят! У-у, сионисты проклятые! Христа, несмотря на то, что свой, и то, распяли!
Поджидавший на лавочке телохранитель Кузя, по лицу хозяина прочитавший о провале экзамена, тактично промолчал и пристроился в кильватере. Вообще-то, его звали иначе, но наш герой, Митенька Совин, не хотел заморачиваться, и всех своих телохранителей звал Кузями.
На стоянке Митя оттолкнул его от водительской двери бэхи-пятерки:
– Садись назад, я сам поведу!
С визгом и дымом из-под колес рванулся вперед, но уже через полсотни метров вынужден был затормозить перед пешеходным переходом: дорогу пересекал какой-то эфиоп. Не спеша. Понаехали тут всякие черномазые, в доброй старой Англии теперь плюнуть некуда, чтоб в черную рожу не попасть!
Высунувшись из окна, Митя раздраженно рявкнул:
– Эй, ты, долбанный ниггер! Шевели задницей! Не видишь, белый человек торопится?
Тот вздрогнул и засеменил быстрее. (Не то, чтобы Митя ненавидел чернокожих. Просто был убежден, что белые люди лучше во всех отношениях, а значит, имеют имеют право черными… э-э… руководить… и вообще!)
После второго перекрестка, проеханного на красный, за бэхой увязался полицейский мотоцикл. Замерцал, понимаешь, своей моргалкой, завыл сиреной, как будто других дел у него нету! Пришлось остановиться. Из машины не вышел: вот ещё! Полисмен, не более метра пятидесяти ростом, слез с мотоцикла.
