Писатель больше не желал писать. Александр Клинов чувствовал себя уже не творцом, но марионеткой того, кто сейчас стоял за спиной. Чем больше он писал, тем ближе становился хозяин стола. И вот теперь тот за спиной.
Казалось, чтобы поверить в это, нужно быть безумцем. Но кто придаст уверенности, что он уже не сошёл с ума? Нужно лишь оглянуться и развеять страхи. Но если это не безумие, хватит ли у него выдержки, остаться в здравом уме, оглянувшись? Александр Клинов не знал.
Зато он знал другое. Истина открылась недавно. К сожалению, не так давно, что поверить в неё, и, к сожалению, поздно, чтобы что-то изменить.
Чернокнижник за спиной ждал последнюю главу. Клинов кожей ощущал исходящие от призрака волны нетерпения. Чернокнижник знал, как слаба воля писателя, знал, что тот не сможет не дописать. Хочет он того или нет, но роман будет дописан! Ещё немного…
«Ещё немного и я уступлю», – подумал Клинов. Ему хотелось взять в руку «Waterman», сжать прохладный корпус металлической ручки и снова ощутить себя творцом. Но – каким бы безумием это ни казалось – он знал, что за этим последует. Поэтому, собрав последние крупицы воли, он потянулся не к ручке «Waterman», а к рукоятке «Вальтера», припрятанного заранее во внутреннем кармане жакета. Александр недолюбливал жакеты (зато их любила мама), но это был единственный предмет одежды в его гардеробе, имеющий внутренний карман, способный вместить карманный пистолет.
Сейчас у него не было время на раздумья (да всё уже и так передумано), чернокнижник достаточно силён, чтобы остановить его. Быстрым, отрепетированным движением Александр Клинов достал пистолет и выстрелил себе в висок.
Отчаянный вопль исчезающего призрака чернокнижника он уже не слышал.
Спутник – тихий, сонный городок. Он всегда строился долго. То недостаточно денег в бюджете, то недобросовестный подрядчик, то зима. Особенно зима. Она буквально замораживала городок.
На этом фоне, к удивлению горожан, строительство музея (всю осень и зиму!) шло ударными темпами. Фантастически ударными. И к концу марта в центре Спутника на месте засыпанного карьера, откуда вечно веяло холодом и гнилью, возвысилось шпилями к небу здание музея Александра Клинова. Псевдоготический «замок» знаменитого писателя на удивление органично вписался в архитектуру хрущёвского функционализма.
Администрация ликовала и потирала руки. Грамотно организовав туристический сервис на имени знаменитого земляка, город вскоре мог получать дополнительную прибыль в бюджет. Ликование омрачало только одно: мёртвый кумир больше не пишет романов, и память о нём будет меркнуть с каждой прочитанной книгой. Память покроется пылью. Но об этом никто не думал, предпочитая жить днём сегодняшним.
Виктор Ильич тоже не думал. Не имея своих детей (да и вообще семьи), он прикипел к мальчугану, Саша стал ему как сын. Он охотно оставался с ним, когда родителям куда-то надо было, а оставить ребёнка не с кем, нянчился, играл, гулял, подгузники менял. Саша пошёл в школу – помогал с литературой и историей, даже на родительские собрания ходил (уже по просьбе Саши, чтобы родители не узнали о его проступках). Саша вырос, и Виктор Ильич был первым, кому парень показал свои первые стихи, потом – рассказы. Они дружили. Дружили крепче, чем Виктор Ильич дружил с его отцом. И странная гибель родного человека очень на него повлияла. Наверное, впервые в жизни он оказался на грани обморока, когда узнал, что Саши не стало. Этот всё поглощающий писк в ушах, казалось, и по сей день преследует его. И поэтому, когда Надежда Олеговна, мать Саши, решила открыть музей, он тотчас предложил свою кандидатуру на пост смотрителя. Иначе и быть не могло.
Виктор Ильич неспешной походкой пересёк комнату и подошёл к винтовой лестнице, ведущей на второй этаж музея. Провёл ладонью по перилам; лакированное дерево прохладно и приятно. Виктору Ильичу нравилось здесь, пусть внешняя облицовка и не имела ничего общего с оригинальным особняком, оставшимся в запустении на берегу Чёрного моря, зато внутренняя планировка – точная копия. Да и вся обстановка перевезена сюда, в этот захолустный городок, где Клинов провёл юность и отрочество.
Пятая ступенька винтовой лестницы всегда скрипела в черноморском особняке, и Виктор Ильич был немало удивлён, когда в первый раз поднялся на второй этаж музея по точной копии прежней лестницы. Пятая ступенька привычно скрипнула, едва он ступил; архитекторы-проектировщики не упустили даже такой малозначительной детали. Видно, оказались дотошными почитателями «Кошмарного Принца» Александра Клинова. Молодцы, что тут скажешь! Но в этот раз Виктор Ильич перешагнул пятую ступеньку, не хотелось нарушать мирную тишину вечера скрипом. Он поднялся наверх.
Сашка с детства тяготел к старым вещам. Ему больше всего нравился вид потрепанных игрушек и вещей. Родители пытались внушить ребёнку, что новые игрушки гораздо лучше, качественнее и интереснее, но все попытки упирались в настырное упрямство. Сын продолжал обменивать новое на старое. И только что купленная в «Детском мире» гоночная машинка становилась стареньким грузовичком, отцовские игральные карты превращались в ржавый перочинный ножик, а новая фуражка – в видавший виды берет а-ля Че Гевара. Видя радость на лице ребёнка от подобных сделок, родители перестали докучать сыну. Но, чтобы не превращать детскую комнату в логово старьёвщика, они направили необычное увлечение в русло хобби. Если уж есть странность, то пусть она будет систематизированной.
Саша взрослел, вместе с ним взрослели потребности: он коллекционировал царские монеты, марки, значки мультипликационных героев, новогодние открытки, потом дорос до статуэток, подсвечников, подстаканников, колокольчиков и кинжалов. Где только он их брал! А однажды Сашка поразил всех, притащив домой грязный кирпич с теснением: «Товарищество № 1 Р. Гилль».
Теперь это представлено здесь, в музее, в качестве экспонатов.
С популярностью… вернее, с появлением первых солидных гонораров горизонты в отношении собирательства предметов старины для Александра Клинова значительно расширились. Он сменил обстановку в доме, но даже новая мебель стилизована под старину. И теперь вся неразгаданная никем одержимость представлена посетителям музея, удивляя и вызывая трепет у фанов. Виктор Ильич огляделся. На втором этаже расположились три огромных комнаты. Виктор Ильич, вооружившись щеткой-смёткой и колбой с салфетками, двинулся к кабинету-студии, где модный писатель творил шедевры.
