Василий Могунов - Дневники

Редактор Татьяна Васильевна Соловьёва

Дизайнер обложки Сергей Александрович Соловьёв

Корректор Сергей Александрович Соловьёв

© Василий Николаевич Могунов, 2020

© Сергей Александрович Соловьёв, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-4498-9816-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Клара Васильевна Могунова (Пятакова). Фото 1950-х гг.

Вспоминая детские годы, в памяти встаёт моё страстное желание – поскорее стать взрослым. Как я завидовал своим старшим товарищам, которые умели делать то, что мне ещё не разрешали. Например, носить штаны без лямок и пуговиц, а с ремнём. Причём обязательно с карманами. Мне хотелось так же, как и они, носить за пазухой на подсадку голубей к «вражеским» голубятникам для увода их красавцев в свои стаи. Правда, мы никогда не имели свои голубятни для увода их красавцев. Однако наши знакомые соседи имели их, и разрешали нам, и использовали нас в качестве своих бескорыстных помощников. Прошли годы, и я уже считаю не медленно текущее время, когда буду взрослеть, а оставшиеся годы жизни, отпущенные мне природой.

Коротка человеческая жизнь. Один миг. Давно ли было то время, когда мы строили планы на будущее, имели цель и стремились к ней? А что сейчас? Жизнь – воспоминание прошлого, ушедшего от нас навсегда. Вот и моя любимая жена ушла в вечность, а скоро последует и моя очередь. Делая эти записки, я не имею цель увековечить своё имя, а цель лишь одна: рассказать моим дочерям и внукам о моей жизни, о жизни Клары. Быть может, это принесёт им какую-то пользу. Я думаю, что мои записки подтолкнут Татьяну и Ольгу продолжить это, дать эту эстафету своим детям и внукам. Итак, в путь… в прошлое.

Это я ─ Василий Николаевич Могунов в отрочестве. Фото конца 1930-х гг.

Родился я 17 февраля 1921 г. в православной семье и был крещён в православной церкви, дед же мой по линии отца был старовером – Константин.

Покровский собор (1803 г.) в городе Петропавловске. На втором плане справа ─ Церковь Петра и Павла (1766 г.)

Точно не знаю, в какой местности я был рождён: или в селе, или в городе Петропавловске, ныне Северо-Казахстанская область Казахской ССР. Наверное, всё же в селе. В это время отец работал в небольшой деревушке – Ольшанке – в качестве председателя совхоза «Муравейник», который быстро распался, и отец с семьёй переехал в город, где приобрёл небольшой дом на улице Крайней, дом №10. Дальше за этой улицей была ковыльная бескрайняя степь. Когда я подрос, то очень любил смотреть на эту степь, где ковыль под ветром перекатывался, как волна. Особенно поздними вечерами при полной луне.

О своём отце мне мало что известно. Сам он нам ничего не рассказывал. Его небольшой архив сгорел при пожаре, в войну 1941—1945 гг. Однако кое-какие сведения всё же сохранились в моей памяти.

Это мой отец ─ Николай Константинович Могунов

Итак, мой отец, а ваш дедушка, Николай Константинович Могунов родился в 1893 г. в городе Вятке. Умер в 1938 г. в городе Тюмени, будучи в командировке, там и похоронен. Ему было неполных 45 лет. Он часто вспоминал город Елабугу в Татарии, что находится почти что на реке Каме, напротив города Набережные Челны. Скорее всего, потому что он там работал и служил приказчиком у елабугинских купцов. Рассказывал, что они поднимались с товарами вверх по Каме в больших лодках, называемых «могунами». Одной из таких лодок владела семья моего прадеда. Мне кажется, что фамилия Могунов произошла от названия этой маленькой баржи – Могун.

Город Вятка. Главная улица города ─ Казанская

До войны была фотография брата отца – моряка. Он снят на фоне большой реки и речного порта у парохода под названием «Елабуга». Что примечательно, на ленте его бескозырки чётко видна надпись «Крейсер „Аврора“». Отец давал пояснение к этой фотографии, говорил, что брат служил на крейсере механиком. Он был в форме не рядового матроса, а в морском кителе младшего чина. Его конечная судьба была трагическая, но об этом впереди… Чем же занимался мой отец, а ваш дедушка, до революции 1917 г. Ну, прежде всего, он происходил не из зажиточных слоёв общества, а, скорее всего, из мелкого торгово-ремесленного. Всего их было пять братьев, и все они получили, по-видимому, какое-то образование. Отец изучал скобяное дело и почти большую часть жизни занимался скобяными товарами. Один брат стал военным моряком, механиком, на крейсере «Аврора». Другие братья занимались извозом на могуне по Каме. Перевозили в отдалённые места купеческие товары.

Река Кама. Лодки, в которых купцы перевозили товары

Отец моего отца, мой дед Костя, занимался выделкой кожи, ну и, по-видимому, приторговывал ими. Чтобы больше не возвращаться к деду Косте, предоставляю вам несколько воспоминаний о нём. Какого он года рождения, я не знаю. Не знаю также, каким путём он оказался в Казахстане вместе с моим отцом. Так как в Петропавловске никто из пяти братьев не жил, кроме отца. По-видимому, он переехал с моим отцом в Казахстан ещё до революции 1917 г. Об этом свидетельствуют письма. Так вот: дед Костя, по рассказам родственников моей матери, прожил более ста лет и умер ровно в сто один год. Он умер, когда мне было 5—6 лет, примерно в 1926—1927 гг., его я помню смутно. Примечателен факт не только его долгожительства, но и примечательно трудолюбие его. До 80 лет он занимался выделкой кож. У них была артель, которая имела небольшую мастерскую далеко за городом, так как от кож, мокнувших в квасцах и дубильных чанах, распространялось страшное зловоние. Оставшиеся годы занимался скорняжным делом: шил шубы, тулупы, делал сбруи, в общем, всё то, что было из кожи. Он трудился до последнего дня: пас свиней, рубил хворост.

С первыми тёплыми днями весны дед перебирался в сарай, где у него был заготовлен огромный гроб из дубовых досок и дубовый крест. Гроб стоял на козлах, и он в нём спал до глубокой осени. Прежде чем ложиться, он обливал себя колодезной водой, надевал длинную до пят холщовую рубашку и молился. До самой смерти курил по-страшному. Табак сажал себе сам – турецкий, сам же готовил его, я знал, что староверы не трубокуры, но дед курил. Помню, моя мать рассказывала, что когда он раскуривал козью ножку, вся живность во дворе разбегалась от него прочь.

Дед сохранил зубы почти до самой смерти. За год или два до кончины они стали у него болеть, и тогда его товарищ по артели, такой же старик – дед Семён, посоветовал ему полоскать рот денатуратом, что он и сделал. После того как он полечился таким образом, через несколько дней все зубы расшатались и выпали. Все до единого. И вот я очень ясно помню, как моя мама поручила мне разжёвывать для деда мясо и другую твёрдую пищу. Что я и делал до дня его смерти.