Глава первая.
Вовка был неутомимый лодырь…
.. не жалея сил и времени, напрягая все умственные способности, он выискивал способы, чтобы не только не учить уроки, а и в школу бы не ходить! Вообще!
Если столько бы усилий он тратил на учебу, то наверняка уже давно бы академиком стал. Честное слово! Ну, если не академиком, то студентом или на худой конец десятиклассником, а не торчал бы в своем пятом классе. Такие случаи бывали, когда из пятого класса человек запросто поступал в институт. Если он гений, конечно.
Но Вовка в десятый класс не стремился и о своей гениальности тоже помалкивал, хотя в том, что он – Вовка – человек необыкновенный не сомневался ни одной минуточки.
Разве обыкновенный человек может прочитать Большую Медицинскую Энциклопедию, где половина слов не по-нашему написана, а те, что русскими буквами, совершенно не понять?!
А Вовка прочитал! И после этого был уверен, что запросто может изобразить любую болезнь Особенно ему удавалось изображать боли в животе. Он недавно так корчился, так стонал, что его три дня на «скорой помощи» возили то в больницу, то обратно. Почти что десяток врачей и санитаров его рассматривали, ощупывали, велели показать язык и всё-таки не могли догадаться, что у него: аппендицит, почечная колика или воспаление всех кишок сразу, – пока один старенький доктор не догадался, что у Вовки контрольная по математике.
Он так смеялся, этот доктор, даже слезы утирал.
«Гений! – говорил он, похлопывая Вовку по тощему животу. – Талант. Между прочим, этот симулянт – моё воскресшее детство!»
Конечно, это была случайность! Кто же мог предположить, что старенький доктор сто лет назад подобным же образом морочил своих учителей и родителей.
Но ведь даже он назвал Вовку гением! Стало быть, это в Вовке было – способности необыкновенные…
Вовка был уверен, что, когда он вырастет, сможет запросто стать киноартистом или Штирлицем… Стоило ему, лёжа на диване, закрыть глаза, как легко представлялась стена школы и мраморная доска: «Здесь учился выдающийся…» (дальше пока не заполнено) – ну, в общем, Вовка! И он не сомневался, что всё именно так и будет. Но вот когда? Его, скажем, совсем не устраивала посмертная слава. Ему хотелось сейчас всем доказать, что он не «хе-хе-хе», а самый настоящий «о-го-го!».
Но ведь не мог же Вовка разоблачиться! Взять и сказать: «Ну что, дурачки! Ловко я вас?»
Конечно, ребята бы удивились. Хотя и не все. Те, кто носили совершенно здоровому Вовке домашние задания и яблоки, вряд ли бы пришли в восторг. Про учителей и родителей говорить нечего. А прославиться хотелось. Ох, как хотелось!
Даже и не то чтобы прославиться, а хотя бы оказаться в центре внимания. А то всего и славы – слабое здоровье. По справкам вообще выходило, что Вовка не болеет только в воскресные и праздничные дни. Случай, конечно, редкий, но Вовке почему-то не хотелось, чтобы к этому загадочному явлению было проявлено пристальное внимание общественности… Ему хотелось прославиться чем-нибудь другим! И такая возможность появилась.
Глава вторая.
Голос у него был не шаляпинский…
…можно сказать, вообще никакого голоса не было. Поэтому на пении он сидел тихо, не орал, не бесился, как другие. И, наверное, потому, что в шуме и гаме урока учительница и свой-то голос редко слышала, она поставила Вовке пятёрку в четверти.
Неизвестно почему, но вот как раз из-за этой пятёрки отец сначала покраснел, потом побелел, потом пошёл пятнами, как испорченный цветной телевизор… Его не смутили волны троек, которые заполняли табель; и даже двойку по математике, что гордым лебедем плыла по этим волнам, он вроде бы не заметил. Но когда взгляд его наткнулся на пятёрку по пению, отец осатанел.
– При таких отметках ты ещё поёшь?! – заорал он, расстёгивая брючный ремень.
Мама и бабушка повисли у него на руках и тем самым спасли Вовку от давно заслуженной порки.
– Костя! – кричала мама. – Это не наш метод! Это непедагогично!
– Да нешто нонеча царский режим, чтобы дитё истязать? – вторила ей бабушка.
– А что мне с ним делать? Что делать?! – вырывался отец. Но и мама, и бабушка держали его мёртвой хваткой, и он только елозил тапочками по паркету.
– Надо как-то стимулировать его тягу к знаниям, – пояснила мама, оттесняя отца на кухню.
– Подарочек посули! – советовала бабуля, стараясь заполнить собою весь коридор и прикрыть Вовку.
– Да у него этих подарочков… – стонал отец. – Только что птичьего молока нет! Железная дорога? Моментально! Велосипед – пожалуйста! Чего тебе не хватает?
И вдруг Вовка, наверно, со страху, совершенно неожиданно для себя, выпалил:
– Собаки! Мне собаки не хватает!..
– Я тебе слона куплю! – Отец бессильно рухнул на табуретку. – Носорога африканского! Орла с вершин кавказских гор добуду…
– Вот и хорошо! Вот и решили! – поглаживая отца, приговаривала мама.
– Внучек! Ты уж расстарайся! Неуж ты глупей всех! – ворковала через час бабуля, отпаивая Вовку после нервного потрясения чаем с молоком.
– А собака будет? – спросил внук, уминая конфеты.
– Отцово слово – кремень! Скала твердокаменная! – сказала бабка. – Шутишь! Отцово-то слово…
И Вовка подумал, что, возможно, собаку ему купят…
Глава третья.
Даже самые плюгавые малявки….
…которые вообще от горшка два вершка, оказывались в центре внимания, когда выводили гулять своих мопсиков и таксиков. И Вовка легко рисовал в своём развитом воображении привлекательную картину: он надевает мохнатый свитер, шапку с помпоном, что бабуля связала, и выходит на бульвар с роскошнейшим невероятным псом. Таким, что все прохожие останавливаются и почтительно осведомляются, какой породы эта необыкновенная собака. А одноклассники, которые сегодня Вовку и не замечают, униженно выспрашивают разрешения хоть минуточку подержать поводок или разок погладить собаку. И Вовка ещё подумает, кому разрешать, а кому нет. Будь тот хоть отличник, хоть кто…
Мечты о собаке были так притягательны, что вытеснили из Вовкиной головы даже Штирлица. И тут выяснилось, что голова-то у него совсем не плохая.
Уроков он, как и прежде, не учил, но поскольку уроки «мотать» перестал, изображая разные болезни, и на занятиях присутствовал, то кое-что в его голову залетало. Постепенно в его дневнике перестали гнуть лебединые шеи задумчивые двоечки и весело закудрявились тройки, а неизменная пятёрка по пению подкрепилась пятёркой по труду и двумя четвёрками, по физкультуре и рисованию. Так что когда за день до Нового года Вовка торжественно положил перед отцом табель, он был почти уверен, что необыкновенная собака сейчас же вбежит в квартиру.
– Молодец! Можешь ведь, когда захочешь! – сказал отец, подписывая табель с таким удовлетворением, словно он самолично исправил все двойки на тройки. Старайся и впредь! – и уткнулся в газету.
