1. Часть первая. Глава первая
Часть первая. Обрыв.
Глава первая.
Аравинт. – Квирина, Сантэя.
1
Ледяная капля приземлилась на лоб, растеклась по лицу, скатилась под плащ. Заставила Грегори окончательно проснуться. И замерзнуть.
Забавно, что в Арганди он спал не меньше семи часов в день. И то не всегда высыпался. А теперь хватает часов четырех.
Вот что значит – холод и свежий воздух. И сырость! А еще – зябкость и тревога.
Грегори рывком заставил себя сесть. Единственное, на что его не хватило, – отбросить плащ. Наоборот – завернулся еще плотнее.
Рядом пошевелился кокон из трех плащей. И высунулась встрепанная головка Арабеллы. Немедленно наморщившая носик – едва на него упала другая капля. Сестра осчастливившей Грегори.
А сверху их еще сколько угодно. И сколько неугодно.
- И когда этот дождь прекратится? – проворчала девушка, поежившись.
И тут же замолкла. Грегори ни разу не брякнул ей: «Сама виновата». Как и Витольд. Но Белла упорно считает, что раз навязалась без приглашения – жаловаться права не имеет.
Шорох и приглушенное ворчание – дождь разбудил Вита. Нет - просыпаться бесшумно их дружную компанию не заставит никакая опасность. Окажись поблизости враги и…
2
По жемчужно-серому небу плывут поросячье-розовые облака. Грязно-поросячье-розовые. И лучше даже не представлять, какой из них хлынет дождь.
Белый! Потому что потолок над Алексисом именно этого противного мелового цвета. И от него замутило резко и неотвратимо.
Юный мидантиец проснулся. С омерзительным вкусом во рту.
Приснится же такое! Сначала какой-то дурацкий арест, потом – раздевалка для приговоренных. А на закуску – горячие, как Пекло, руки Лицинии. Смелой сестренки гордячки Юстинианы.
Горячее море, где ласково-бурные волны перекидывают тебя, как озорной ребенок – мяч...
А потом сразу – серое небо и розовые тучки. И белый потолок – символ не чистоты, а долгожданного пробуждения.
Стоп! Это - не его комната. И почему-то Алексис готов поклясться, что и не особняк дяди.
С кем он вчера пил, и как его сюда занесло? И если с кем-то пил, то неужели прежде не был у этого «кого-то» дома?
Кстати, откуда взялось ощущение совершенно незнакомого места – тоже непонятно. Алексис даже в дядином особняке не в каждую комнату заглядывал, так что…
И почему так и подмывает проверить, не заперта ли дверь? Снаружи.
Может, потому что слишком хорошо помнится арест? И синяки на руках от хватки преторианцев – вот они. Впрочем, их можно было получить и где-нибудь еще. В пьяном-то виде.
Вчерашний визит к Марку приснился или нет? Или приснилось, что Алексис оттуда уехал? И что, он так напился в компании будущего монаха?
В любом случае, это – лучше, чем участвовать с этим же монахом в общей оргии.
Лучше – даже с учетом риска ареста. Какая разница, откуда уволокут в тюрьму? Алексис - не настолько наивен. После того обряда его восвояси живым и здоровым не отпустили бы.
Тем более странно проснуться не в сырой камере на прелой соломе. В обществе голодных крыс. И здоровенных тюремщиков – любителей хорошего мордобоя.
Нормальная постель и… И комната с не зарешеченными окнами. Такого везения не бывает. Разве что заперли на пятом этаже. Это – хуже. Если прыгать – не умрешь, так покалечишься. А спускаться по карнизам… Замутило от одной мысли. Алексис – не обезьяна с Южного Материка и не цирковой акробат.
Бесшумно открывшаяся дверь застала юношу голым. И как раз вынырнувшим из-под одеяла.
Вместо стражи с копьями наперевес на пороге возникла ни много, ни мало – Юстиниана. Только в домашнем (полупрозрачном!) пеньюаре и с разметавшимися по плечам огненными локонами. Алексис прежде и не замечал, какие у нее роскошные волосы! Темнее, чем у сестры. Там – мед, тут – бронза, но…
Зато сейчас отметил – прежде чем юркнуть обратно под спасительную сень одеяла.
Насмешливо фыркнув, юная дева присела у огромного зеркала. А комната вообще больше похожа на дамский будуар, чем на гостевую для кавалеров.
Будуар для кого-нибудь, вроде Юстинианы. Нет, ее сестры. Юсти же будущая монахиня. Только сейчас она на таковую не похожа. Совсем!
Значит, побег пока откладывается. Уж здесь-то Алексиса точно держат не против воли!
Девушка коснулась роскошной гривы черепаховым гребнем – сверкнули рубины инкрустации. Слились со струящейся шелковой бронзой.
Не спеша, расчесывается. Никуда не торопится. Гибкая, роскошная дикая кошка.
Юсти что, издевается? Приснилась Алексису оргия с ее сестрой или нет – это не дает ей права…
Что она вообще здесь делает? А он сам что, уже превратился в невидимку? Или Алексис еще не проснулся, и это - просто продолжение бреда? Если он вообще не допился до белой горячки!
- Можешь продолжить одеваться, - невозмутимо изрекла девушка. Небрежным жестом поправляя сползший с точеного плечика пеньюар.
А ничего!
Алексис нервно (и неподобающе!) сглотнул слюну (вчерашнего мало, что ли?!) и поспешно отвел глаза.
Что она сказала? Продолжать? Да он и начать не успел! Потому как кое-кто явился без стука.
Почему у гостя вообще комната без засовов?
А задвинул бы он их – прямо во сне? Или в бреду?
- Прекрати смущаться, как воспитанная в монастыре девица, - насмешливо фыркнула Юстиниана.
Чужой дом, похмелье, бредовый то ли сон, то ли явь. Дамский будуар, черепаховый гребень. А на закуску – полуголая красотка-монашка. Расскажешь – не поверят.
- Кстати, о девицах! – ухватился за спасительную фразу юный мидантиец. Отчаянно разглядывая цветочки на гобелене (розовенькие, как те тучки). И борясь с желанием оглянуться на юную (полуодетую!) нахалку. – Разве девицам не полагается скромность?
- Неважно, что полагается девицам. Я к ним не отношусь. Кроме того, это – моя комната. И вылезай наконец в подзвездный мир. Во-первых – я не смотрю. А во-вторых – всё, что мне требовалось, я уже прекрасно разглядела вчера.
- Что? Когда? Как? – Алексис пристыженно замолк. Чтобы тут же вскинуться вновь:
- Ты помогала меня раздевать?!
Вопрос – глупее не придумаешь. Но, может, всё еще не так страшно?
- Нет, с этим ты справился сам, - безжалостно усмехнулась Юстиниана. На сей раз она всё же обернулась. И в упор уставилась на Алексиса. К счастью, успевшего выглянуть из-под шелковой защиты только до пояса. – И даже мне помог…
- Ты помогала сестре? – уцепился за соломинку безвозвратно тонущий в новостях мидантиец.
- Моей сестре – четырнадцать, идиот, - устало отмахнулась Юстиниана.
Что?!
- А мне показалась старше, - брякнул юноша.
- Кончай придуриваться. Я понимаю, у тебя не хватило ума отличить одну девицу от другой, но сейчас-то – хватит ломать комедию. Мы больше не на арене.
Роскошная спальня, роскошный бордовый шелк, роскошная полуобнаженная красотка. Потрясающие бронзовые локоны. И как же хочется оказаться подальше»! От всего этого великолепия…
