Пионерам и комсомольцам Великой Отечественной войны посвящается
Темно в городе. Темно и тихо. Только изредка мигают фонарики патрульных, да их тяжелые сапоги грохочут по мостовой, да слышны голоса:
– Halt! Wer ist da? Hände hoch![1]
Патрульным иногда вторят полицаи:
– Стоять! Кто идет? Руки вверх!
Война… Чужие пришли в этот маленький уютный городок! Теперь здесь хозяева враги и те, кто прислуживает им. Они установили комендантский час. Они готовы застрелить каждого, кого заметят на городских улицах в ночную пору. Полицаи, на рукавах которых белые повязки с надписью «Schutzpolizei»[2] усердствуют наравне с оккупантами.
И те, и другие боятся. Боятся партизан и подпольщиков! И захватчики-фашисты боятся, и их прислужники-предатели.
Боятся таких, как эти двое ребят, которые вслушиваются сейчас в шаги патруля и окрики полицейских.
– Это Бубело горланит! – бормочет Нинка, прижимаясь к стене. – Я его по голосу знаю, хрипуна паршивого. Он да Стецьков – самые из всех полицаев поганые. Был еще Лысаков, да весь вышел.
Коля молчит. Он знает, что случилось с полицаем Лысаковым. Но говорить об этом не хочется.
– Коля, ты чего, уснул, что ли? – толкает его в бок Нинка. – Мажь скорей стенку! А то еще сунется сюда кто-нибудь из этих гадов, уходить надо.
Коля вытаскивает квач из ведерка, которое висит на руке, и размазывает клей по стене. Нинка проворно прикладывает к этому месту листовку, а потом разглаживает ее, чтобы лучше держалась.
– Пошли на улицу 7 ноября, – командует она. – «Пятиэтажку» разбомбили, но стены у нее целые. И народ там часто ходит. Кто-нибудь да успеет прочитать, пока полицаи не очухаются и не сорвут!
Улица 7 ноября теперь называется улицей Великой Германии. Чуть ли не каждый переулок в городке Краеве фашисты по-своему переименовали! Но все равно – в городе по-прежнему живут советские люди, а значит, они должны знать правду, они должны знать, что фашисты зря чувствуют себя здесь хозяевами!
Вдруг Нинка толкает Колю за дерево, а сама затаивается рядом:
– Тише! Идут сюда!
Коля прислушивается. Да нет, тишина.
– Тебе померещилось, – шепчет он.
– Ничего, давай еще постоим тут на всякий случай, – говорит Нинка. – Прижмись к дереву.
Она сильно дергает Колю за рукав вельветовой курточки, и вместо дерева он нечаянно прижимается к Нинке.
– Извини, – бормочет, чуть отстраняясь.
– Извини! – передразнивает Нинка. – Откуда ты такой вежливый свалился на мою голову? Вежливый да непонятливый! Ну откуда, скажи?!
– От верблюда, – огрызается Коля, еще больше отстраняясь. – Пошли, чего тут стоять?
Нинка молчит, только вздыхает.
Коля хмурится. Он терпеть не может этих вопросов: «Откуда ты взялся?» Он боится вопросов о своем прошлом! А еще он боится Нинкиных многозначительных вздохов. Неужели она сейчас снова заведет эту свою шарманку: «Я что, совсем некрасивая? Почему ты от меня шарахаешься? Ты мне нравишься, сам знаешь! А я тебе?»
Ну вот что ответить девчонке, которая говорит такие вещи?! Правду ляпнуть: «А ты мне – нет!» – невозможно. Потому что это не совсем правда. Нинка Коле нравится, но… не так. Не так, чтобы прижиматься к ней, даже если они прячутся за деревом! Просто она хороший друг, она умная, храбрая, как Анка-пулеметчица из кино «Чапаев», как Дженни из «Острова сокровищ», которая поет: «Если ранили друга, сумеет подруга врагам отомстить за него!»
Нинка любит эту песню. Ей фильм очень понравился, а Коле – нет. От того «Острова сокровищ», который написал Роберт Льюис Стивенсон (кто не зачитывался этим романом?!), в фильме остались рожки да ножки с кружевными оборочками. Вместо Джина Хокинса там девчонка Дженни, которая влюблена в доктора Лайвеси (а не Ливси, как в книжке!) и переодевается юнгой, чтобы ехать вместе с ним за сокровищами.
Коля не сомневается: если бы он вздумал куда-то ехать, в какое-то опасное путешествие собрался, Нинка тоже переоделась бы парнем, чтобы отправиться с ним. Беда только в том, что ему не по душе такие девчонки, которые вечно всеми командуют (Нинку даже прозвали атаманшей!), бегают за парнями и прижимаются к ним… Парни сами должны за девчонками бегать и все такое! Конечно, в нашей Советской стране мужчины и женщины равноправны, однако не зря Карл Маркс написал, что самая лучшая черта в женщине – слабость!
Коля бы добавил – и тайна…
И еще что-то должно быть в девушке, которая ему может понравиться, но он сам не знает, что именно, – знает только, что в Нинке этого нет.
В прошлый раз, когда Нинка спросила, нравится ли она Коле, он ответил: «Но ведь ты Мареку нравишься! Я так не могу, он ведь мой товарищ!»
Нинка глаза вытаращила: «Но мне Марек не нравится!» – «Все равно не могу!» – буркнул Коля, и Нинка от него на некоторое время отстала, а сейчас снова начала.
Дело было совсем не в Мареке. Коля тогда просто отоврался. А сейчас как быть?
Ага! Придумал! Есть предлог прекратить такие разговоры – и очень правильный, очень толковый предлог!
– Ты глупости несешь, Нинка, – сердито говорит Коля. – Кругом война идет. Какие нравишься – не нравишься могут быть во время войны? Ты бы лучше подумала, что мы будем делать, когда у нас эти листовки кончатся.
– Новые писать, что же еще? – угрюмо отвечает Нинка, запахивая свой ватник: октябрьские дни еще теплые, а ночи прохладные.
Обиделась она, конечно. Но что делать! В таких делах врать нельзя.
– А где сводки Совинформбюро возьмем? – спрашивает Коля.
Он всматривается в ту листовку, которую они с Нинкой только что наклеили.
На белом листе – четкие черные буквы. Конечно, в темноте их прочитать трудно, но Коля и так знает, что там написано: «Не верьте вракам Геббельса! Фашисты разбиты под Москвой, Красная армия[3] стеной стоит по всем фронтам, защищая нашу Советскую родину, и наша задача – тоже бить врага, где сможем. Есть оружие – оружием, нет оружия – палкой бей, нет палки – вцепись руками! Смерть фашистским оккупантам! Победа придет!»
Еще бы Коле этого не знать, ведь он сам этот текст написал, старательно подражая Ивану Ивановичу Храброву. Их учителю русского языка и литературы…
Раньше все писал Иван Иванович. И в каждой листовке были сведения из последних сводок Совинформбюро[4].
Повесили гитлеровцы Ивана Ивановича! Какой-то гад донес в комендатуру, что учителя видели в лесу. А в лесу известно кто – партизаны! Ну зачем городскому человеку по лесу шляться?
Иван Иванович объяснил, что грибы собирал, и даже полную корзину показал. Однако фашисты не поверили. Летом они разгромили городское подполье, но знали, что накрыть удалось не всех. Начали обыскивать дом Ивана Ивановича и нашли тайник, а в нем – переписанные от руки сводки Совинформбюро! Их Ивану Ивановичу партизаны передали. Ведь все радиоприемники велено было сдать, когда фашисты в город вошли. Сдал свой и Иван Иванович. После ареста подпольщиков он встречался с партизанскими связными, чтобы получать от них свежие сводки. В отряде-то рация была и приемник был! Иногда в городе такие встречи проходили, иногда в лесу. А потом ребята, его ученики: Коля Поляков, Нина Ломтева, Мишаня Климко, Марек Краснов и Тимка Фролов – эти сводки переписывали и расклеивали по ночам на стенах городских домов.
