Утро. Я едва успеваю продрать глаза и покормить малышку грудью, когда приходит мама. В 9:10, как и договаривались. Она быстро разувается, проходит в комнату. Не слышу, помыла ли она руки. Наверное, помыла, мама же знает как правильно.
– Давай.
Мама протягивает ко мне свои когтистые пальцы. Раньше я не замечала, какие длинные у нее ногти. А теперь боюсь их. Представляю, как она вопьется ими в хрупкое тельце малышки и выпустит всю кровь. Мотаю головой, выгоняю жуткие мысли. Все из-за недосыпа.
– Давай же.
Мама делает шаг вперед, все также протягивая руки.
– Ты же просила помочь. Я посижу с ребенком, пока ты делаешь свои дела.
Действительно просила. С тяжелым сердцем подаю ей малышку. Неохотно плетусь в ванну. Мои дела – принять душ и почистить зубы. На это привычно трачу пять минут. Тороплюсь, не хочу оставлять их надолго вместе. Выхожу из ванны влажная и все еще уставшая. Надо бы поспать.
– Ой, мастит же заработаешь, – мама недовольно поджимает губы. – Надень носки.
Покорно натягиваю первые попавшиеся. Дома тепло, но знаю, что с мамой лучше не спорить.
– Ты все, что хотела, сделала?
Одна бровь у мамы ломается и ползет вверх. Я беспомощно хлопаю глазами. Понимаю, что забыла уточнить, когда звала, с чем нужна была помощь. Хватаю ртом воздух. Не могу подобрать слов, чтобы ее не обидеть.
– Иди делай, я еще побуду здесь.
Ее бледные сухие кисти обволакивают уже не ребенка, а пестрый сверток. Когда она успела запеленать малышку? По привычке, скрывая негодование за ширмой любопытства, спрашиваю:
– А зачем ты это сделала?
– Что?
Снова сломанная бровь. Ясгладтываю.
– Запеленала.
– Как зачем? Чтобы ножки были прямые.
– Это не влияет. Врачи давно уже доказали…
Мама отмахивается когтистой рукой.
– Ой, всю жизнь так делали. Не тебе меня учить.
Учить действительно бесполезно. Тем более, что ее интерес переключается на сверток. Она тычется в него носом, целует пухлое личико, что-то шепчет малышке прямо в щечки. Мне неприятно это видеть. Я чувствую, как в животе сворачивается кокон нетерпения. Малышка в пеленке издает недовольное кряхтение. Наверное, не понравился запах дешевого растворимого кофе, исходящий от мамы. Тяну свои руки, чтобы спасти дочь. Мама отходит на шаг назад, угрожающе шипит:
– Иди уже. Весь день сидеть здесь не буду.
Вид у нее строгий, не обещающий ничего хорошего. Помню его с детства, тело передергивает, как будто печень меняется местами с желудком. Тихо вздыхаю, сжимаю пальцы в кулак. Ногти, больше похожие на розовые обрубки, больно впиваются в ладонь. Повторяю про себя, что уже взрослая. Надо как-то объясниться, но не знаю как.
