Старый Надав разгладил пальцами рук свою густо поседевшую бороду и повернулся к пристававшему с вопросами внуку, отложив в сторону серебряный кубок, чеканкой узора на котором он занимался.
– Что ты пристаешь ко мне, Ошер? Ты мешаешь мне работать. – Проворчал он голосом, в котором не чувствовалось никакого неудовольствия поведением внука.
– Вы, дедушка, давно уже обещали мне рассказать о том, как очутились в Сузах*. Все называли меня маленьким и призывали к терпению. Теперь уже готовитесь праздновать для меня бар-мицву**. Я становлюсь взрослым и должен услышать эту историю. Коли бы был жив мой отец, он бы не стал оттягивать столь долго этот разговор. – С некоторым возмущением произнес Ошер.
Надав тяжело вздохнул. Воспоминания о погибшем сыне горьким комком подкатило к горлу. Большое семейство Надава, состоявшее из его жены Лилах, трех старших дочерей и пяти сыновей жили когда-то все вместе в этом доме. Конечно, это уже не то маленькое строение, которое когда-то приобрел его отец… Надав приложил немало сил, чтобы сделать жилье более просторным. Все восемь детей были рождены тут. Тут они делали первые шаги. Только – не все. Две старшие дочери и самый старший сын прожили слишком короткие жизни для того, чтобы успеть сделать первые шаги. За какие-то грехи Бог забрал их у Надава с Лилах в том возрасте, когда они еще не успели перестать кормиться материнской грудью. Старшую дочь взял в жены сын
1
начальника дворцовой стражи, едва ей исполнилось четырнадцать. Перечить желанию столь высокого чиновника Надав не посмел. Сыновья же оставались при отце. Они стали большими помощниками в работе отца по изготовлению дорогой посуды в мастерской доставшейся ему от деда – Давида, вместе со славой красоты и изящества творимых ими вещей. А когда к этой славе прибавилась весть о том, что Надав стал родственником начальника стражи, число заказов резко возросло, что позволило уже нанять помощников и учеников, расширить мастерскую и открыть две торговые лавки почти в центре города.
– Рассказ мой будет долгим, – произнес Надав, – потому, как много событий предшествовало тому, чтобы нам оказаться в Сузах. Когда я был молодым юношей, а дед мой был старше, чем я теперь, царь Вавилона, Навуходоносор Второй правил страной, которая покорила Иудею, оставив неприкосновенным Иерусалим. Дед мой был членом Санедрина* и очень уважаемым в Иерусалиме человеком. Как говорил он нам, род его происходил от самого Аарона, брата Моисеева – первого нашего первосвященника.
Царем Иудеи в то время был Иехония который с первых же дней своего правления стал искать поддержки у Санедрина в том, чтобы сбросить с Иудеи вавилонскую власть. Постепенно все члены Санедрина склонились в его сторону. Но нашелся один ярый противник, которого никак не могли склонить к своим замыслам остальные. Это был советник Иеремия..
2
Выступая в Санедрине, царь постарался посрамить Иеремию за его нерешительность
– Ты считаешь, Иеремия, что все мы тут глупцы и не понимаем того, на что готовим себя в великой тайне? – Обратился Иехония к советнику, когда открыл заседание Санедрина.
– Как раз наоборот. Я все прекрасно понимаю, государь. Вы готовите Иудею к новым невзгодам, кровопролитию и новому пленению народа. – Спокойно возразил советник.
– Все слышали?! – Обратился царь к остальным. – Оказывается мы, глупцы, желаем не лучшего, а худшего для земли своей! Один только умник Иеремия видит наперед то, что должно случиться. Уж не новый ли пророк по воле Бога нашего явился перед нами?!
Все присутствующие дружно и угодливо рассмеялись.
Один лишь Гдалия не принял участие в этих насмешках. Он поднялся со своего места и заявил:
– Люди Иерусалима давно чтят Иеремию, как пророка Господа нашего. Многие разы его устами Господь вразумлял народ к верным поступкам и решениям. О том знают многие. Как такое не стало известно ранее вам, членам Санедрина, я не могу и представить! – Произнеся эти слова, Гдалия присел на свое место. – Огласи им что-то из того пророчества, что записал ты и давал мне на ознакомление. Пусть слушают слова Господа нашего. Может то вразумит их к нужному действию.
– Говори уж! – Милостиво согласился царь.
– Я прочитаю свой свиток. Произнес Иеремия, извлекая из-за пазухи свиток пергамента. – Слушайте то, что повелел Господь наш донести до ваших ушей. «…если бы Иехония, сын Иоакима, царь Иудейский, был перстнем на правой руке Моей, то и отсюда Я сорву тебя и отдам тебя в руки ищущих души твоей и в руки тех, которых ты боишься, в руки Навуходоносора, царя Вавилонского, и в руки Халдеев, и выброшу тебя и твою мать, которая родила тебя, в чужую страну, где вы не родились, и там умрете; а в землю, куда душа их будет желать возвратиться, туда не возвратятся. «Неужели этот человек, Иехония, есть создание презренное, отверженное? или он – сосуд непотребный? за что они выброшены – он и племя его, и брошены в страну, которой не знали?» Еще говорил Господь Саваоф: «За то, что вы не слушали слов Моих, вот, Я возьму все племена северные и пошлю к Навуходоносору, царю Вавилонскому, рабу Моему, и приведу их на землю сию и на жителей ее и на все окрестные народы; и совершенно истреблю их и сделаю их ужасом и посмеянием и вечным запустением. И прекращу у них голос радости и голос веселья, голос жениха и голос невесты, звук жерновов и свет светильника. И вся земля эта будет пустынею и ужасом; и народы сии будут служить царю Вавилонскому семьдесят лет.
– Все это сказал тебе сам Господь наш? – Насмешливо вопросил царь. – Или слуги Навуходосора вложили эти в уши твои, чтобы перечил ты решениям нашим и воле нашей скинуть с себя власть вавилонскую?! Стража! Заковать и бросить в яму, как изменника и злопыхателя! Не нужен он нам тут боле.
*****
Пока Иеремия, Гдалия и их единомышленники находились в заточении, царь призвал к себе в помощники своих вассалов из Моава, Эдома и Амона*, а также вступил в союз с финикийскими городами Тиром и Сидоном. А когда ему доложили, что египетский фараон готов поддержать мероприятие воинской силой, Иехония весь наполнился уверенностью в том, что никакой Навуходоносор ему более не страшен и еще неизвестно, кто из них более могущественный государь. Каждое его новое выступление со своими планами в
3
Санедрине принималось с такой шумной поддержкой, что он безоговорочно уверовал в успех своей затеи. Оставалось только искать повода для возникновения военного конфликта. И он не заставил долго себя ждать. Когда сановник Вавилона прибыл в Иерусалим для определения объема дани, которую Иехония должен отправить в казну Вавилона, царь продержал его несколько дней в гостевом дворе, не предоставляя аудиенции. Уже одно это было глубоким оскорблением в адрес Навуходоносора.
