Юлиана Брит
Дорога к дому
«Тот, кто нигде не имеет дома, волен ехать куда угодно»
Эрих Мария Ремарк.
Я помню мне было года четыре, пять. Был летний зной, «Чилля», и я играла в бабушкином палисаднике, вернее в палисаднике матери моего отца. Крепче всего въелась в память вишня. До сих пор не могу пройти мимо стоящих у дороги фруктовых деревьев, алые округлые плоды навсегда запечатаны в моей вкусовой сенсорной системе. Клянусь, даже сейчас чувствую, как мягкая бусина раздавливается под натиском моих белых зубов и сок стекает прямо в глотку. Я ещё не раз буду возвращаться в тот палисадник, спустя годы, за бокалом «Мерло». Я буду приглашать своего мужа в свой давний Эдем. В средней Азии период летнего зноя напоминает итальянскую сиесту. День укрывает жителей плотной шторой. И вот тогда в свои четыре – пять дождавшись когда дедушка и бабушка погрузятся в объятия Морфея, я могла смело вступить в свой тайный континент. Моё маленькое тельце взбиралось на деревянную скамейку, и детские руки вступали в заранее проигрышный бой. Ветви дерева, ехидные обманщицы, так приветливо спускались, маня алыми вишнями, и мне казалось, что вот-вот, ещё немного… но дерево имело сообщника, лукавые солнечные лучи пробирались ко мне сквозь листья, будто тайные доносчики следили за маленьким воришкой. Вот они, я уже чувствую кисло-сладкий сок на своём языке, я жадно запихиваю в рот горсть, но детский рот не вмещает всё и сок стекает по моему животу. Я могу, я точно могу забраться выше, наверху самые сочные и сладкие плоды, но нет, я падаю вниз прямиком на куст с помидорами, и в комплект к своему вишнёвому пузу я получаю томатную пасту на спине. Мне нужно зайти в дом, нужно отмыть себя, но я не могу, меня там не любят. Взгляд падает на кран со шлангом, я обмываю себя ледяной водой, струи стекают по рыжим косичкам. Я пойду снова, теперь ведь я знаю. Я знаю, что именно там, за вишнёвыми ветками живёт Бог. Я вновь поднимаюсь на скамейку, теперь это не просто скамья – это моя гора Синай.
– Привет! Я буду приходить сюда каждую субботу, меня приводят к родителям отца по субботам, и я обещаю, честное слово, только пожалуйста Бог, не говори, что я помяла помидоры.
Как всегда, кажется времени запас и я не хочу мельтешить, смотреть на часы, выполнять каждое действие по пунктам. Хочу медленно выпить кофе, подправить маникюр. – Какая глупость, можно подумать, что мои ногти предмет всеобщего внимания. Я должна завершить каждое дело, поставить себе галочку, представить как некое воображаемое существо меня похвалило у всех на виду на школьной линейке, и вот оно счастье! Я встречаюсь с редактором через час, и опять глупая, мысленно играю в игру «или-или», но это из той серии, что ты загадываешь про себя, если меня издадут в марте то я стану великим писателем, если скажут подождать, то всё, жизнь под откос, пойду работать официанткой!
Возможно я перекладываю ответственность, спасаюсь оправданием под названием «Как карта ляжет». Так проще, так легче. В двадцать это казалось неплохим занятием, я говорила, что «Боги играют в кости» я спасала себя, а почему бы и нет, кто-то ведь должен быть улиткой. Чёрт!!! Что за мысли? Вот видите, я уже пасую, я уже заранее оправдываюсь перед вами за свой несуществующий провал. Можно подумать, что мне сразу откажут, где же моя ослепляемая вера, сила мысли, материализация? Всё! Отдышусь… Я сильная, я никого не боюсь, выдыхаю… В конце концов страх это удел глупцов, да-да вы не ослышались, мы все глупцы от того, что всё время чего-то боимся, боимся тогда, когда страх уже давно позади….
Я стучусь, как положено, легонько. Очередной вздор, постучать указательным пальцем в знак осведомления, мол я на пороге, а если я хочу всеми пятью – дурной тон.
– Войдите! – голос из кабинета.
Ну всё я не боюсь, я не боюсь. Ну всё я автор!
– Добрый день!
– Здравствуйте.
Ещё один транзитный персонаж, конечно редактор, ну и естественно мужчина, да и ещё и лощёный. Почему я опять, в который раз, превышаю чью-то значимость? Это я такая зажатая, или все так устроены? Интересно что люди думают обо мне, вот он, что он сейчас думает обо мне, или по какой шкале меня оценивает, с чем я у всех людей ассоциируюсь? Неужели не с чем? Что это не с чем значит? А может они мной даже восхищаются, что скажете?
И опять типичное бла-бла. Вам хоть когда-нибудь казалось, что все деловые переговоры, встречи «в галстуках», скажем – собеседование, это попросту растрат энергии? Почему нельзя сразу пропустить вступление и прочие реверансы, скажем…
– Вы даёте мне работу?
– Да!
– Ну и отлично!
Представляете сколько времени и нервов было бы сохранено, а готовность к труду была бы просто ошеломительная! В общем, замечтались…
– Я знаете ли удивился когда вы позвонили, я разумеется слышал о вас, даже смотрел вашу последнюю комедию.
– Понравилось?
– Неплохо, но пьесу я не читал.
– Не думаю, что она лучше спектакля. – конечно тут я кокетничаю.
– И вот с чего же это вдруг, из драматурга в писателя?
– Почему бы и нет?
– Ну а всё же?
– Я тут подумала, что мне малость поднадоело ограничивать свой полёт в рамках сцены, ну сами понимаете драматургия отдаёт главную роль действию, а не слову.
– Ну не знаю… нужно сказать немного, но очень весомо в пьесе, в одно слово уместить всё чувство. – да, он видно не промах.
– Именно! В пьесе каждое слово имеет свой чёткий цвет, а в прозе слово имеет тысячи оттенков. Я могу телепортироваться, теряться во флешбэках, забывая про здесь и сейчас. -мне кажется, что я оправдываюсь за то, что написала книгу.
Мы ещё около часа обсуждали театральные и литературные тренды, затем редактор пообещал, что с моей книгой ознакомится вся редколлегия, и уж потом станет известно решение публиковать меня или нет.
Когда я хочу расслабиться и получить удовольствие от простого отдыха, то я – закрываю глаза, и представляю раннее зимнее утро. Я вижу сугробы снега, заледенелый асфальт. На улице ещё темно, и тут тебя будят в школу и нужно вставать. О небеса!!! Какое счастье я от этого получаю, я счастлива сейчас, что мне не нужно рано вставать и идти сквозь морозное туманное утро в школу. Школа – восьмой круг ада. Число восемь я тоже не люблю, почему, не знаю.
Тогда часы показывали шесть утра, я вставала от жуткого зова будильника, одевала колготки снятые с батареи и шла завтракать. Я с трудом запихивала в рот хлеб с не растаявшим маслом, и запивала сладким чаем. После я добиралась до трамвайной остановки и ждала третий трамвай. Это уже другая – совсем грустная история. Вся драма в том, что третий трамвай ходил раз в час – это в лучшем случае, так что в школу я всегда опаздывала.
