ДОЖИВЕМ ДО…
(онкологическая поэма)
Двадцатого августа диагноз был поставлен окончательно. Накануне позвонила Света и, стараясь быть спокойной, сказала: «Ты там стоишь или сидишь? Слушай, они говорят, может быть рак». Ну что ж, Светкины астрологи подтвердили мои худшие опасения. Когда два месяца назад врач в Ташкенте сказала, что нужна срочная операция, сердце ёкнуло, но привычное недоверие местным докторам – отодвинуть решение на потом.
Два месяца в Ташкенте пролетели незаметно. То Чимган, то клуб, то просто посиделки с друзьями. Обида на Джона и другие неурядицы ушли куда-то далеко. Я просто наслаждалась своим городом, маленькой квартиркой, где так пахнет мамой. Жара, и та была не в тягость.
Сделали все возможные анализы Олегу – вроде нормально. Но пьёт почти каждый день. Что же должно случиться, чтобы он очухался, если ни болезни, ни рождение дочери его не остановили? Господи, спаси моего брата и помоги ему.
Джон приехал на неделю. Видимо, это должно было означать полное примирение и мое полное согласие с ним. Убедившись, что я не изменила своего мнения по поводу воспитания его сына и нашей с ним дальнейшей жизни, Джон принял мои условия – с оговоркой, что они делают его unhappy. Как же ему удалось за один год уничтожить мои добрые чувства!? Он искренне считает, что балует меня, потакает всем прихотям. Какие там к черту прихоти! Когда изо дня в день тебе вдалбливают, что ты всё делаешь неправильно, когда тебе могут нагрубить, сорваться на твоего ребёнка, постоянно убеждать, что у него ничего не получится, испытывать удовольствие, когда не получилось, – я же говорил! И тут же, заискивать перед своим сыном-наркоманом! Весь дом пропах анашой. Мальчишка и выгнавшая его мать живут как хотят. Мы живём по их графику. Летом мама хочет видеть сына, но не больше чем две недели. Ура! У нас есть две недели на то, чтобы куда-то съездить, побыть вдвоём.
Джон уехал, а лето продолжалось. Страшно не хотелось возвращаться в Лондон. Я кружилась и неслась в каком-то диком и веселом водовороте встреч, поездок, событий. Времени катастрофически не хватало: не встретилась с одними, забыла позвонить другим, не успела за что-то заплатить. Но всё равно пора уезжать. В аэропорт приехали Макс, Наташа и Олежка. Последние эсэмэски, последние звонки. Пока. Пока. Я вас люблю!
Лондон. Дом. Раздражение. Болото. В первые выходные еду к Свете в Веймут – говорим, говорим. Полегчало. Море утешило. Письма и звонки Верочки – какое счастье, что мы с ней познакомились. Спасибо Борушко за Пушкинский турнир. Письма от Бориса Носика – тепло.
Теперь я буду день за днём записывать свои ощущения и ход событий в свете – вернее, тьме моего нынешнего диагноза.
Странно, что какая-то штуковина, которую не видно снаружи и которая никак не ощущается, может угрожать моей жизни. Возможно, это уловка подсознания, чтобы задержать Ивана? Круто. Джон старается быть внимательным. Поймет ли он истинную причину болезни? Острая сердечная недостаточность. Надо переписать рассказ «Кира» – моя героиня погибает от этой недостаточности. Я хочу жить.
Первый раз общий осмотр и биопсия. Потом хирург объявила, что оперировать всё равно нужно – даже после химии. Вчера профессор Кюмб прочел мне целую лекцию про химию. Все очень удивляются, откуда я так много знаю об этом. Ну что, про Иришку им рассказывать? Как она отлёживалась у меня после химий этих, носила косыночки и парики и улыбалась, превозмогая боль и пряча слёзы? Бедная девочка, как ты хотела жить! У меня всё будет иначе. Нужно больше позитива. О, как!
27/08/09
Странно, мой мальчик, мой ненаглядный сын воспринимает свалившуюся на меня болезнь как помеху его планам. Я думала, он скажет, что будет со мной во что бы то ни стало. А он всё время говорит о своем отъезде. Может, правда, ему лучше уехать? Слишком много легло на плечи этого парня – бабушка, прабабушка, теперь мать. Пора ему жить самостоятельно. Нельзя обижаться на него.
Сегодня с утра какие-то невообразимые волны страха в животе, как перед визитом к зубному врачу. Кажется, что и желудок болит. С ума, что ли, схожу потихоньку?
Вчера весь день провели с Джоном в магазинах, купили, помимо всякой ерунды, соковыжималку – она мне понадобится во время химии. Господи, дай мне выдержки и здоровья, а ему терпения возиться со мной.
Верочка шлет мне письма, Света звонит каждый день. Девчонки, спасибо вам! Никому в Ташкенте не хочу говорить. Знает только Наталья. Подружка моя золотая, не переживай, мы ещё споём на два голоса. Джон утверждает, что друзья обидятся, но я пока не могу это обсуждать. Мне кажется, чем меньше людей знает, тем меньше шансов у заразы расти. А может, наоборот? Иду на йогу.
Вера нашла мои песенки в интернете: «У тебя голос ангела».
Интересно, какой он из себя, ангел?
Белый и пушистый?
Или старый, жилистый и усталый?
Прилетел, попел за меня и слинял.
Надолго или навсегда?
Что-то новенькое —
песни ангела на диске.
А если он предъявит авторские права?
Куда процент с продаж отчислять?
Ну, Господи, Ты и учудил!
Присматривай за Своими пернатыми,
черкни адресок
по небушку или на крыле.
28/08/09
Сегодня опять ходили в больницу. Много стариков. Может, это и не старики, а просто долго болеющие, как листья, давно не видевшие солнца. Лысые женщины с очень грустными глазами, лица будто пеплом присыпаны. Косыночки, шарфики, парики. Улыбаются от страха и усталости. Одна, совсем девочка: голова блестит, глаза прозрачные и такие… быстрые. Разговаривает, смеется, нервно теребит пальцы.
Сдала кровь, сделали УЗИ.
Мой четвертый мучаль (12-летний зодиакальный цикл) действительно переворачивает жизнь. Возможно я ещё не знаю, насколько. Странное совпадение – оперировали меня в том проклятом году тоже в сентябре, в самом начале месяца и потом 14-го. А предшествующий июль был нервным и кипучим. Ваня родился в мой второй мучаль. Это был знак выздоровления и надежды. Ребенок заставил жить дальше. А теперь моя привязанность к нему, нежелание отпустить (как второй раз оборвать пуповину) стали причиной возникновения опухоли, если верить Светланиным астрологам. Врачей не интересует причина, они лечат последствия. Вот уж задачка. Спасение утопающих, как говорится…
Мой бедный муж придумал себе занятие – обвешивает стены узбекскими сюзане. Ему нравится. Сказала, что меня это раздражает, он смеётся: «Ты же узбечка».
Что ж, так оно и есть, узбечка. Как родителей занесло в этот горный узбекский посёлок? Мой биологический папаша, чего ты так испугался, засуетился? Проводил до самолета, боялся, что новая семья узнает. А позже почему не искал? Так и унёс с собой свою тайную любовь. Но ведь признал, и на том спасибо. А как мне хотелось увидеть его ещё раз, прижаться к нему, сказать, что прощаю. Папочка! Мама, уже совсем больная, вспоминала его: «Красавец был… ты очень желанный ребенок». Где вы, мама, папа? Получается, я теперь сирота.
