Пролог.
Бывают моменты,
когда ты летишь на крыльях. Любви, удачи, победы…
Я точно знаю –
бывают.
Но бывают и
моменты, когда ты падаешь, падаешь, падаешь… и неважно, что ты сейчас твердо
стоишь на ногах, а не находишься в кабине лифта. Ты – падаешь в бездонную
черную яму.
Или – в зрачки
другого человека.
Сегодня со мной
это уже третий раз.
- Зая, ну ты понимаешь, так получилось…
Понимаю.
Что я понимаю?
С утра я поняла,
что весь мой опыт, все таланты, умения и навыки - ничтожны перед деньгами,
связями и истериками. Да, вот так.
Мишка, хозяин
клуба, в котором я работаю, очень долго извинялся. И в глаза мне не глядел
принципиально. Потом уж, со злостью хлопнул бокал коньяка и рявкнул от души.
- Зойка, какого х… эта дура тебя просто
приревновала, вот и все!
- Мишка, тебе чем поклясться!? Я даже повода
не давала!
- И плевать, что тебе ее пузырь сорок лет не
нужен! Хватит и того, что ты ему улыбнулась. Целых два раза.
- Я ему кажется, просто сказала, что жена
сейчас освободится…
Означенного
«пузыря» я почти не помнила – к чему? Это своих подопечных я запоминаю надолго
и всерьез, а их родственников фильтрую, как незначительную информацию. Вот
будут у меня заниматься – запомню.
Кажется,
мужчина. Полный, важный, щекастый… мне такие никогда не нравились. Предпочитаю
совсем другой тип. Да и замужем я…
- Ты! Сказала! Зайка, если б ты видела, как
выглядишь…
- Видела.
После
тренировки?
Мокрая, усталая,
измотанная, без косметики и в любимой полинявшей маечке - чучело огородное
смотрится лучше. А что? Нет? Я ж не просто тренирую девчонок, я и сама с ними
выкладываюсь.
Мишка качает
головой.
- Не видела. Ты как лампочка светишься. И тут
уж плевать… ты знаешь, сколько у меня твой телефон просили? Десятками!
- Все равно ты меня увольняешь.
- Эта дура – дочь Волковского, а они с нашим
шефом кореша. И Зай…
- Да?
- Ты бы пока уехала из Москвы, а? В ближайший
год ты тут точно работы не найдешь, эта стерва постаралась тебе все перекрыть.
Я только плечами
пожимаю.
Ну и ладно. Мы с
мужем давно хотели завести ребенка. Будет, куда потратить этот год. А что до
денег – не пропадем. У нас достаточно отложено, чтобы прожить и три года. Если,
конечно, очередного кризиса не случится.
Но все равно –
ощущение падения. И обиды.
За что?
А вот просто
так! Тапком – и по носу! Во имя высшей подлючести и мерзавности! Не
расслабляйся, Зойка!
***
Второй случай
происходит в поликлинике.
Дорогой, между
прочим. И не за паркетные полы тут платят. Полы тут как раз самые простые,
плитка, кажется, еще с советских времен осталась. Врачи тут тоже не анкетные.
Большую часть я давно и прочно знаю, еще со времен своей спортивной карьеры.
Я не сказала?
Когда-то
гимнастка, теперь – фитнес-тренер. Заодно веду восточные танцы, стрип-пластику
и аэробику. Специалист-многостаночник. Хоть на шесте, хоть без шеста.
Так многие
спортсмены кончают, знаете ли. Глядя в телевизор, восхищаясь олимпийцами и
планируя блистательные карьеры для детей - советую помнить. На одну пробившуюся
приходится десять тысяч съеденных. Растоптанных, сломавшихся, или – мой случай
– просто вышедших в тираж.
К примеру,
балерина не должна быть выше определенного роста. Сто шестьдесят пять – и не
больше пятидесяти килограмм веса. А то и меньше. Переросла?
Свободна, детка.
Или пляши всю жизнь в седьмом ряду на пруду.
С другой
стороны, если в тебе те же 165 сантиметров, ты можешь всю жизнь пробиваться в
баскетбол. Упорно и безрезультатно.
Единичные
исключения, увы, только подтверждают правило. И то – частенько стоит посмотреть
родственников и друзей тех самых исключений.
Остальные…
единицы из нашего потока устроились нормально – по их меркам. Кто-то работает в
школе, кто-то, как я, по спортзалам. А сколько спилось? Скололось? Ушло в
криминал?
Я не знаю
статистику, я вижу своих однокурсников. И результат печален.
Поток – по сто
человек на курсе. Живы-здоровы человек десять. Успеха не добился никто. Такого,
оглушительного, чтобы на всю страну прогреметь. Я еще более-менее устроена.
Дом, семья,
работа… была.
Ладно. Займемся
ребенком.
И тут мне
прилетает тапком второй раз. В поликлинике светло, уютно, пахнет чем-то
неуловимо медицинским, а я себя чувствую, как в глубоком подвале.
- Вы – бесплодны.
- К-как?
Гинеколог
смотрит на меня серьезно и спокойно.
- Вы же спортсменка, в прошлом? Правильно?
- Да.
- Нагрузки. Плюс простывали в детстве, верно?
- Ну да… на сборы ездила…
До сих пор раз в
месяц такие боли, что едва таблетками спасаюсь. Но лечить было некогда. А
теперь…
Поздно.
Слово звучит
приговором.
Я могу усыновить
ребенка, но не родить своего. Даже яйцеклетку для суррогатной матери у меня
взять не получится. Увы. И об этом надо сказать мужу.
Я встаю из
удобного кресла в кабинете врача, но это внешнее. А внутренне – я словно падаю.
В глубокий темный колодец без дна. Но меня ведь есть, кому подхватить. Мы с
мужем договорились сегодня поужинать в ресторане.
***
- Зай, тут такое дело…
- Какое?
- Ну… я… и Оля…
Он сидит
напротив. Кудрявый, симпатичный, высокий, стройный, мечта половины женщин в
этом зале. А мне хочется выплеснуть на него вино, расцарапать ему щеки,
закричать.
Потому что
другая женщина беременна от него. И ждет от него ребенка.
И я ему не
нужна.
И я падаю,
падаю, падаю… темнота накрывает меня…
На что меня еще
хватает, так это сохранить лицо. Я встаю из-за стола, и улыбаюсь.
- Замечательно, дорогой. Надеюсь, ты помнишь,
что все МОЕ имущество оформлено исключительно на МЕНЯ? Собирай вещички – и
проваливай.
Муж меняется в
лице.
- Зоя! Это мелочно! Я столько лет с тобой жил…
- Не только со мной. Это первое. И все что я
заработала, я заработала без тебя. Своим трудом и горбом. Так что – свободен,
лапочка.
Фамилия мужа –
Лапочкин. И весь он такой… лапочкин…
Да и пропадом ты
пропади!
Встаю и выхожу
из ресторана на улицу. Иду на автостоянку. И…
Машины, которая
выруливает из-за угла, я решительно не вижу.
Вспышка.
Удар.
И чернота, в
которую я падаю уже по-настоящему.
***
Свет в конце
тоннеля?
Он частенько
оказывается поездом. Вот и сейчас, на меня смотрят с укоризной. Не свысока, не
зло, не обидно, но… я разочаровала существо рядом со мной. И это чувствуется.
И мне хочется
плакать.
Я не знала, но
разве это избавляет от ответственности?
- Ай-яй-яй. А еще такая взрослая девочка…
- Никому не нужная. Пустая…. Вот зачем я?
Детей у меня не будет. Семьи нет. Работы нет. Ничего нет. И меня тоже. Так… так
будет лучше.
Из сияния
формируется женский силуэт, и меня ласково гладят по голове.
- Знаешь, какой самый страшный грех?
- Убийство?
