Пролог
Мы, "духи", как называли только что прибывших в армейскую учебку новобранцев, сидели на деревянной лавочке в курилке, как к нам подсел "старичок", заканчивающий полугодичный курс.
– Пацаны, на этой лавке неделю назад двух наших убили…
– Как так? – спросил я
– А вот так… Колян положил карабин себе на колени и, видимо случайно, хотя кто его знает… нажал курок. Того, кто слева от него пробило насквозь, а второму – прямо в сердце.
– Его посадили?
– Отпустили до суда. У него папа – большая шишка в Москве.
…Уже потом мы узнали, что ему дали всего лишь пять лет условно.
Так началась моя другая жизнь – жизнь солдата.
Глава 1. Учебка
Шёл 1985 год. Год, который для меня длился целую вечность. Студент, недавно окончивший первый курс Саратовского политеха- я вдруг попадаю под так называемый Андроповский призыв в армию. В военкомате, после медосмотра и собеседования, меня записали в ракетные войска в сержантскую учебку между Москвой и Ленинградом возле городка Руза, чему я очень обрадовался. Ведь друзей призвали кого в пограничники на Дальний восток, кого – на три года в Морфлот, а кого и вообще – воевать в Афганистане.
Везли нас из Саратова всю ночь на поезде в шумном набитом призывниками плацкартном вагоне. Лежачих мест не хватало, и я пристроился на третьей полке для багажа: жестковато, но всё же под утро задремал на пару часов.
В полку нас распределили по взводам. И тут мне тоже повезло: наш взвод был собран наполовину из студентов, к тому же Вовка Светличкин – студент из Москвы, с которым мы познакомились по дороге в Рузу, тоже оказался в моём взводе. Но на этом всё моё везение и закончилось. Нам выдали форму, постригли наголо и повели в баню. В бане я поскользнулся, не упал, но сильно ободрал и порезал ногу о сломанную плитку. Ребята посоветовали приложить подорожник. Возможно всё бы и зажило, если бы это было в сухом Саратовском климате, а не в болотистых краях Рузы. Сержанту я ничего не сказал. Подумал: решит, что я симулянт. А на утренней трёхкилометровой пробежке я прибежал почти последним. Новые кирзовые сапоги обжигали рану. Хорошо ещё – мой папа перед призывом научил меня правильно наматывать портянки на ногу. Так я терпел и бегал по утрам с раненой ногой дней пять. Сначала казалось – боль притупилась, но потом вдруг понял, что рана стала гноиться и превращаться в глубокую дыру. Показал сержанту – тому чуть плохо не стало при виде этой раны. Отправили меня в санчасть. Отлежался там неделю, а к принятию присяги уже почти всё зажило.
До принятия присяги оставалось совсем мало дней, а нужно было и текст присяги выучить, и научиться ходить чётким строевым шагом. И то, и другое давалось непросто, особенно зазубривание текста. По наследству от папы, у меня всю жизнь с самого рождения память сильно отличается от памяти большинства людей. Я легко запоминаю лица и картинки, но не могу запоминать стихи и тексты, имена и фамилии тоже плохо запоминаю. Текст присяги я заучивал по слову, по части предложения, потом по предложению. Читал сотни раз, очень переживал забыть текст и опозориться при всех. К тому же на присягу обещали приехать родители. С великим трудом я запомнил весь текст присяги. И какое же было моё разочарование, когда на самой церемонии выдали папку с этим текстом присяги и его нужно было просто прочитать.
Вообще, первые месяцы в учебке были серьёзным шоком для многих молодых солдат, и я не был исключением. Кормили очень плохо, а физические нагрузки были такие, от которых я, и так при небольшом своём весе в шестьдесят килограмм, сбросил ещё три килограмма за пару месяцев. В столовую шли строевым шагом, а если плохо шли, сержант поворачивал строй на стадион и гонял до тех пор, пока и кушать не оставалось сил. К тому же из-за потерянного времени на стадионе, уже через несколько минут обеда звучала команда: "Встать! Выходи строиться!". Солдаты злились, хватали, кто успевал, кусок хлеба, запихивали в карман и выходили из столовой. Вечером живот сводило от голода. От родителями привезённой еды у меня в кармане оставался зубчик чеснока. Хлеб я проглотил ещё вечером, а на ночном дежурстве уже растягивал этот маленький зубчик, чтобы как-то дотянуть до смены.
Нашему сержанту было всего девятнадцать лет, на год старше нас, до армии он учился в техучилище и студентов недолюбливал- "слишком умные". Он долгое время вынашивал дикую идею: поубавить наше "завышенное самомнение". На самом же деле он просто наслаждался собственной властью над людьми и ему доставляло удовольствие унизить именно студентов. Если одеваться и раздеваться утром при подъёме и вечером перед отбоем по десять, а то и двадцать раз мы, скрипя зубами, выдерживали, то на физической подготовке приходилось очень туго. Я не был спортсменом, но занимался борьбой дзюдо и самбо пару лет в школе и год в институте, мог подтянуться на турнике раз двенадцать, отжаться от земли раз сорок.
Но в сто раз сложнее отжиматься по команде, когда сержант говорит "раз" и часть солдат опустилась и ждёт отстающих, "два"– часть поднялась и снова ждёт отстающих. Некоторые новобранцы падали без сил. Тогда сержант заводил нас в грязь и лужи, и мы отжимались там. Кто не выдерживал- оказывался по уши в болоте и потом полночи отстирывал обмундирование.
Ежедневные тренировки, бег и строевая подготовка, технические занятия общевойсковые по одеванию химзащиты с противогазами, чистка оружия, стрельба из карабина, дежурства, караул и специальные занятия, когда нас учили заправлять ракеты за нормативное время, обучали их механическому и электронному устройству и устраивали экзамены – всё это медленно, но упорно превращало нас в настоящих солдат ракетных войск. А так как учебка была сержантская, и наш взвод стал одним из лучших, всё-таки студенты обучались быстрее и качественнее, почти всем в нашем взводе собирались дать звание младшего сержанта.
И тут произошло чрезвычайное происшествие в соседнем пехотном батальоне: сбежал солдат. Мы должны были помочь пехоте его найти в лесах окрестностей Рузы.
Привезли нас на грузовиках в поле перед лесом и проинструктировали: если мы задержимся более, чем на три часа и не сообщим о том, где находимся, то и наше отсутствие будет рассматриваться как побег со всеми вытекающими последствиями. Вошли мы в лес почти строем с интервалом друг от друга около десяти метров, чтобы было видно или хотя бы слышно друг друга. Но лес то оказался дремучий как в сказках. А голодные солдаты начали ещё и землянику подбирать. В общем, уже через пятнадцать минут все разбрелись, и я оказался один среди огромных в несколько обхватов, частью поваленных, а частью закрывающих небо деревьев, в полумраке среди бела дня. Я помнил из книг: ориентироваться надо либо по солнцу, либо по мху на северной стороне деревьев. Когда солнца стало почти не видно, криков солдат не слышно, я вдруг ощутил сапогом шаткую поверхность земли. Болото- тут же вспомнил Лизу Бричкину из фильма "А зори здесь тихие". Наступил правее, попробовал левее – везде было болото. Оставалось одно- поворачивать обратно. И я повернул, шёл около двух часов, ориентируясь по солнцу и мху, когда не было видно солнца. Вышел в похожее поле со стогами сена ближе к вечеру. Обрадовался, что вышел из болота и леса живым, но тут же вспомнил: меня могут посчитать дезертиром как того солдата, который сбежал. Ведь времени прошло уже больше трёх часов с момента входа в лес.