Все дни, предшествующие исходу из столицы и крупного города, каковым был Минск, Кастусю Карновскому снился один и тот же сон, настойчиво и бесповоротно, который он видел будто сквозь дымку настоящей реальности. А видел Кастусь, что явно находится в окрестностях города Друни, у дома под дубом. Видел также девушку в черном платье, совершенно ему не знакомую в его прежней, друньской, жизни. Лица ее он не мог различить, но ему казалось, что она улыбается и манит его к себе, показывая рукой на что-то позади себя. Он следует за ней, в точности повторяя ее собственные движения, но попытки догнать ее остаются тщетными: всякий раз, почти приблизившись к ней и уже готовясь схватить незнакомку за руку, он обнаруживает, что она снова далеко от него, но в то же время ближе к лесу. Лес не обозначается в его собственном поле зрения, но он чувствует его осязаемую плоть как явление в персональном сознании ума.
И тут Кастусю становится ясно, что не девушка манит его, в этот не осязаемый и первоначально никак не обозначившийся лес. А сам лес. И, когда нужно сделать последний шаг, девушка вдруг растворяется в воздухе, а лес затягивает его внутрь. В этот момент он обычно просыпался. В холодном поту, с дрожью в коленках. Пугало не то, что снилось, а ужасающая повторяемость из ночи в ночь одного и того же сюжета. Настораживало также то, что этот сон был слишком реалистичен, как будто Кастусь переносился в другое место и во всем присутствовал как бы со стороны, не участвуя, но понимая, что там, в лесу, исчезает именно он. Обычно Кастусь больше заснуть не мог. За окном вставало солнце, отблески его холодных лучей проникали сквозь жалюзи штор в комнату, и предметы отбрасывали уродливые тени, усиливая и без того тревожное настроение Кастуся. В полутьме он ощупывал постель, думая, что жена его, Люся, еще здесь, но потом вспоминал, что с ней они уже как три года развелись, и теперь ее ласкает и спит с ней совсем другой мужчина, а ему остается лишь бесполезная сила его собственной потенции. Уход Люси потряс его до глубины души, оставив неизгладимый отпечаток на всем его облике: он исхудал, осунулся, глаза его померкли, а главное, он перестал писать книги. Теперь он перебивался мелкими заработками в разных «желтых» газетах, составляя для них кроссворды и репортажи с конференций толстушек или съездов близнецов. С того времени как он написал свой первый и последний роман, принесший ему славу и признание, удача покинула его, а вместе с ней и Люся. Впрочем, с годами боль утраты притупилась, он смирился со своим положением, душа как будто успокоилась, и Кастусь тихо жил. Однако сны вывели его из равновесия. Кастусь шел в ванну, включал кран, омывал лицо холодной водой, смотрел в зеркало, всякий раз повторяя одну и ту же фразу: «Я Кастусь Карновский». Это взбадривало его, как будто он называл кому-то невидимому идентификационный код, обозначающий присутствие его личности в этом мире. Он одевался, завтракал и отправлялся на работу в редакцию небольшой газеты, расположенной за три квартала от его дома. Всегда пешком, полагая, что так будет лучше для здоровья. По дороге Кастусь вспоминал Друнь – город, в котором он вырос, где закончил школу и про который написал роман. Друнь расположена на северо-западе страны, в небольшой котловине, окруженной лесом, чуть в стороне от основной трассы, ведущей в Европу. Небольшой, тихий городишка, основанный в XVI веке Радзивиллами. Центр его – торговая площадь, обрамленная старыми одноэтажными домами. В восточной части площади, за сквером, огромный костел и маленькая церковь, расположенные друг против друга и разделенные, как границей, дорогой. Эта черта-дорога от костела спускалась вниз и мимо пруда, образованного запруженной в этом месте небольшой речушкой Турьянкой, вела к дворцу князей Соколовских. Дворец, великолепное двухэтажное здание, построенное в XVIII веке, был окружен вековыми тополями, а дубовая аллея от центрального входа уходила в глубь старинного парка.
Образы старой Друни вставали перед мысленным взором Кастуся на всем протяжении его пути от дома до редакции. Мысленно он устремлялся в те места, которые ему были особенно дороги. Через старый парк можно было выйти на дорогу, выводящую всякого путника к шоссе, но Кастусь никогда не следовал по ней, а, свернув недалеко от деревни Пляты, переходил по мосту ручей Турьянка и вступал на старинный мощенный камнем шлях, проложенный по косогору вдоль ручья примерно в полукилометре от него.
Поверхность полей в окрестностях Друни почти девственна, плуг пахаря никогда не касался ее, казалось, никакое семя не прорастет в этой желтоватой земле, покрытой коростой жесткой травы. Грань, отделяющая суровую девственность этих мест от радости оплодотворенной жизни, проходила на севере по реке Турьянке. Мир Друни был замкнут лесом, пространством полей, валунами. Сама Друнь – центр этого мира или загнанный в угол монстр, с опаской поглядывающий в сторону леса, который хранил тайну его происхождения и знал его судьбу. Деревушки, попадавшие в круг влияния города, были немногочисленны и очень малы. Как правило, их населяли потомки пришельцев с запада, – смиренные, запуганные, отчасти знавшие тайны леса и ненавидящие Друнь. У них не было выбора: предки не оставили им его, поселившись в круге Друни много веков назад. Они как будто попали в паутину, из которой им не суждено было выбраться.
Кастусь медленно шел по дороге, неотвратимо приближаясь к Лесу Ночной Стражи, и, оказавшись там, он с опаской пробирался сквозь него, прислушиваясь к тревожной тишине и ощущая приторный запах разлагающейся плоти трав и опавших листьев. Он останавливался на просеке и явственно чувствовал все запахи леса, ощущал мельчайшие, самые тонкие оттенки его и слышал голос, нежный и ласковый, обращенный именно к нему. Он не мог разобрать сказанного и, желая вникнуть, все дальше заходил в лес, постепенно погружаясь в еловый мрак и теряя связь с окружающим миром.
Всегда его мысль останавливалась именно на этом моменте. Он не мог вспомнить этих событий в реальной своей жизни, когда он еще был жителем Друни и входил в сферу ее интересов. Но мысленный этот экскурс, начиная от пробуждения, повторялся всякий раз, в течение последних нескольких недель, на его пути от дома до работы. Ему ничего не стоило поехать туда, в Друнь. И наконец Кастусь решился на это: в одно утро, резко изменив свой маршрут и не доходя одного квартала до редакции, повернул в сторону автовокзала, где сел на автобус, следующий до Гродно. Спустя два часа он был на остановке «Друнь – 1». Отсюда уже начинался лес, широким клином уходящий на восток. Кастусь какое-то время шел по дороге, отыскивая начало тропы через лес, которая выводила прямо в Долину Семи Дев, и, найдя ее, осторожно вступил на узкую дорожку, с каждым шагом ощущая, как прежние мысли и чувства снова завладевали им.
