***
ДУХИНЯ1
1.
Показалось так показалось. Так странно. Как будто мелькнуло, как будто замерло и выжидает.
В воображении Дианы Даль её мужчина непременно представлялся привлекательным и приличным, загадочным и замечательным человеком. В жизни не может быть иначе, потому что, если понадобится, она изменит его так, как пожелает.
Диана не сомневалась в своем выборе ни на одну космическую минуту.
Так она решила давно.
Он создан исключительно для нее.
Она готовилась к подобному переделу мира изначально.
2.
После операции на глаза Диане ничего иного и не оставалось. Она или половина суток находилась в постели, пересматривая томные и тягучие сны, или почти неподвижно сидела в кожаном кресле, улавливая те звуки, которые независимо от чего бы то ни было распространялись и развивались вокруг нее; что Диане несколько не нравилось, ведь невозможно наверняка выспаться, когда кругом шумит утепленная тьма, такая подозрительная и такая неоднозначная.
Постоянно прислушиваться к шороху, к шепоту Диана не привыкла, поэтому безусловно отдалась детским впечатлениям, подростковым ожиданиям и цветочно-девичьим грезам с той безупречной легкостью и возбудимостью, которая присуща одной Диане, расторопной и рассудительной, проницательной и простой, творимой и творящей мечтательнице, которая как будто с древних времен, в эпоху волшебников и чародеев, в ней затаилась.
3.
Вот в школе им. Смурова-Дёрдена за ней ухаживал – и об этом судачили в разношерстном и безоговорочно ортодоксальном классе с красотками и неудачниками еще долгое время – самый бестолковый и самый обаятельный ботаник с параллельного класса «Б» – бодрые, «Б» – бобры, «Б» – бесы, «Б» – бородатые. Последнее значительно отражало показушного друга Диана, который, что ни спроси, всегда скажет свое безапелляционное, безусловное, сумрачное и сухое мнение. Часто, например, он утверждал, что люди не из мира сего в прямом смысле. Что мы явно сюда заброшены, но не в качестве эксперимента, а какой-то спасительной миссии.
«Люди – это пришельцы, потому что им всегда нужны подручные средства или инструменты для добывания пищи, для создания очага, для выражения собственных мыслей, которые, уже в свою очередь, очень часто требуют какой-то отсылки на нечто забытое или неизвестное; стремясь в неистовом порыве найти некий источник смысла существования. – Читал он очередную лекцию. – Животным это не нужно. Они приспособлены».
При этом подросток вскидывал пафосно голову вверх, демонстрируя взор знатока; и значительно кивал, как будто медленно клевал воздух. Позже прибавилось движение правой руки, как это делали древние арии или, что хуже, третий рейх, в корень исказив приветствие «от сердца к солнцу». Да и прочая жестикуляция друга Дианы, доказывающая, что он не остановился в развитии, прорывалась в его пытливом и сумбурном характере. И так далее, и тому подобное, что можно не ожидать и не предполагать в этом сутулом однокласснике, подозрительно нарочито выражающего любую обретенную мысль, будь она устаревшей или вовсе усталой.
В таком высокопарном духе (о пришельцах и прочем) очень часто рассказывал этот вечно шмыгающий «сын прокурора», прозвище, которое к нему прицепилось, во-первых, благодаря самой Диане, случайно обронившей фразу в классе, чтобы проверить «сарафанное радио» местного значения, да и влияние книг по психологии «Воздействуй словом» Дрёмова Е. Е. не обошло ее внимание и любопытство стороной, так что интерес был заявлен с многослойным запасом; во-вторых, за недавнее «сыном прокурора» за глаза стали величать за излишнее пристрастие новоявленного отпрыска государственного обвинителя к фантастическим сочинениям о своей многочисленной и влиятельной родне, о своих далеких звездных предках, восседающих на мамонтах, умеющих телепортироваться и знающих законы вселенной, которые глобалисты либо исказили, либо подмяли под себя, либо забыли упомянуть по бездуховной и меркантильной доброте.
В каждой последующей контрольной он, «сын класса Б», приписывал себе различные истории, имена и звания, в существование которых почему-то никто не верил, потому что от чрезмерного – известного и пресловутого, – высокомерия «сын прокурора» резко начинал бубнить, как будто губами бил в барабанный воздух, снижал интонацию, словно зачитывал старое заклинание, и уже в конце его речи, переходившей в форменный и бесформенный экстаз, если читал вдруг в классе или перед ровесниками, совсем переключался на откровенный звукоподражательный и нечленораздельный шепот, от чего многие задавались вопросом, в чем смысл столь бурного начала, когда финал безупречно и безусловно размыт? Но сын класса Б, несколько податливый на различные уловки со стороны Дианы, которая поощряла его бесцельно-мучительные потуги к самовосхвалению, продолжал в том же, или с переменным успехом, сомнительном духе, так что складывалось ощущение, будто он творит и вытворяет свои чародейства исключительно ради своей героини песен и посвящений, которая настолько взяла власть в свои руки, что даже в три ночи названивала ему домой, чтобы уточнить, что и когда ему делать, потому что у нее, благодаря его просьбе, все расписано по часам.
Кто бы знал, что она нашептывала ему перед сном, когда Диана неожиданно и давно поняла двустороннюю суть женской природы. Поначалу ей это льстило и пугало одновременно. Потом приноровилась.
У самой оценки в школе явно ухудшились, так что пришлось по совету любимой подруги и родной матери (так еще красотка), передовой светской львицы и тигрицы, от сына прокурора избавиться, отказав ему связываться с ним в каком бы то ни было виде какого-либо из измерений. Но это не совсем сработало, потому что открылась третья, самая важная, как Диане показалось, суть настоящей девушки; и втайне она решила готовить уроки вместе с ним, со своим «сыном прокурора», своим неугомонным зверем и зверьком.
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
