Духота
1.
Летом в сибирском высокогорье, даже в самые жаркие месяцы, прохладно вечерами. Но бывают такие дни, когда жара держится сутками. Солнце над долиной с четырьмя сёлами, разделенных большой опасной рекой, поднимается в четыре утра, начинает палить. Вся работа на улице прекращается. Дни стоят томительные, в доме прохладно, но душно – окна не распахиваются. Можно только маленькое стекло из нижней секции выставить с восточной стороны, оттуда потом весь день тянет сквознячок. В сенках жара, там еще и газовая плита, чайник вскипятить, яичницу пожарить. Летом хочется только обжигающий чай с молоком, хлебом, вареньем. Но кипятить чайник лучше в сенках, где почти не находишься.
На склонах жухнет трава, никнут цветы на клумбах. Горная клубника высохла, не успев налиться цветом, в жухлой траве. Коровы весь день лежат, пыхтя и отмахиваясь от гнуса в тени. Домой приходят пустые. Хозяйки не закрывают их в такие дни в пригонах, коровы едят ночами. Работа в огороде только рано утром и поздно вечером, пока светло. И сорняки, и овощи не растут при такой жаре, а выйти победить последний рядок картошки – самоубийство.
На речке хорошо: в протоках ледяная прозрачная вода, даже в лютое пекло, но все как будто выросли, купается малышня. Молодежь сидит по домам. Кто с друзьями, кто один. Под кустами не отлежишься, то редкий комарик клюнет на нежную кожу, то стерня от выкошенной литовкой травы, то мелкие насекомые, ползающие в прохладе активнее.
Маша в такие дни лежит одна в доме, глотает книги. Мать что-то делает на кухне, не знает покоя. Она не читает с тех пор как отец ушел, перед этим предприняв попытку повесить маму на двери в сенках. Отец любил читать, мама возненавидела. Девять или десять лет не почти притрагивается к книжкам.
– Лёнька вчера напился, буянил. Не говори ему ничего, обидится, не дай Бог что сделает с собой. – Мама заглядывает в комнату.
– Хорошо, мам, я видела его ночью, завалился в одежде на диван. – Между строк говорит Маша. – Ты же видела?
– Видела, видела. Он разулся тут, в доме грязные тапки бросил. – Она брякает посудой, говорит из кухни. – Ну вот, чтобы не снять обувь на крыльце, пьяный совсем не соображает. А ты чо, мне плохо было от этого его поведения, не видела ли чо? Но ведь ты ж в свои книжки упрёшься, ничего не замечаешь. Спросила бы раньше. Не говори ему ничего, как бы не … его одноклассник в каком году вон в узду сунул башку? Ох, духота сведет меня с ума.
Шкафчики скрипят. Мама шепчет толи проклятье, жалуясь на свою жизнь, толи молитву. Маша прислушивается. Мама считает. Через минуту в комнату долетает запах корвалола.
Потом слышно, как мама села на стул у холодной печки: отрытая вьюшка как вытяжка тянула хоть какой-то воздух в дом.
– Где вот его носит весь день? Пьёт поди уж, похмеляется в двадцать два года.
Маша смотрит в стену, глаза попадают на календарь с иконой Божьей Матери Неупиваемая чаша. Под цифрами «2006 год» дата от создания мира: 7516. Маша помнит, как после школьной линейки, последнего звонка для Лёнькиного девятого класса, всё село встрепенула новость. Рыжий Пашка, веселый девятиклассник, любимец школы, утром вместо линейки пошел за конём в рощу. И не вернулся. Оказалось, накануне он поссорился с матерью. Ну, потом его нашли. Повесился на узде.
– Помню, мам, было это ещё когда Ленька учился. Не скажу ему ничего. – Внутри ворочался тошнотворный комок из обиды за мать и ненависти ко всему, в чем приходится жить.
2.
Мама на кухне задергивает ситцевую занавеску: солнце склонилось к закату и теперь жарит в западное окно. Кошка появилась откуда-то и села на пороге, смотрит строго на маму: значит корова и теленок пришли домой. Но мама и Маша пьют горячий чай, едят домашний хлеб с прошлогодним смородиновым вареньем.
Ждут отчима, который весь день ходит где-то по своим родственникам или сидит у своей старой мамы. Если он не на смене в горах, где работает пастухом (чабаном, на местном), он много времени проводит у родственников.
– Маменькин младший сынок, никак не отлепится. – Говорит мама между делом.
Отчим входит, словно и не уходил на весь день. Наливает чай в свой личный стакан, цепляет маму насмешливой речью, когда она спрашивает где был весь день. Маша видит это уже шесть лет. Родители часто ругаются, такая норма у них. Но отчим всегда беззлобен, словно знает, что маме нравится дерзкий диалог. Маша смотрит на него, как на замену. Радуется, что есть кому оставить тут маму, когда она уедет навсегда. Не на Леньку же.
Маша с отчимом почти не говорят, мама злится и пугается, чужой мужик в семье всё-таки. А Маша любит его как отца и благодарит судьбу, что такой видный жених (непьющий, некурящий, с работой) выбрал именно маму.
Душным вечером, когда солнце таки село за гору, мама собирается доить корову. А Маша тихо перепирается с мамой.
– Сходила бы на дискотеку. – Говорит мама и берет вонючий «коровий платок», чтобы не марать голову, сидя под говенным боком.
– Давай, я корову подою и пойду, как раньше. – Маша не решительно протягивает руки к платку. Всё равно ведь откажется от помощи.
– Ну, раньше было две коровы, сейчас одна, я справлюсь. Иди, умойся, причешись. А то так и просидишь дома всю молодость. – повязывает платок узлом назад, прикрывая лоб.
Маша вздыхает, чувствуя сопротивление. Не хочется в клуб, она там с двенадцати лет отплясывала. Все девочки или враги теперь, или разъехались. Что там делать в семнадцать? Отбиваться от глупых парней? И дома сидеть – что толку. Одни и те же фильмы по первому каналу, отчим уснёт перед телевизором, с мамой говорить – нарываться на конфликт и нравоучения. Дневник не напишешь – читает и ругается потом. Пробовала прятать – находит. Книги днем читала, рукодельничать не хочется.
На танцах можно поговорить с ровесниками, узнать последние новости, а после прогуляться по ночному селу. Желательно в одиночестве. Ночью хорошо, стихи приходят.
Умыться хватит половины умывальника, ведро для слива еще не полное, можно не выносить. Маша чистит зубы, умывается, красит лицо, смачивает волосы – локоны завились в кудряшки, высохли, пока подбирала одежду.
Брякает дверь в сенках, через открытую дверь в дом слышно. По шагам и дыханию понятно: брат пришел.
– Машка, на дискотеку готова? – Старший брат Лёнька заглянул в комнату, девушка у трельяжа наносит помаду, утвердительно мычит. Мамина туалетная вода душная до тошноты, но нужно хоть чем-то брызнуться, свой флакончик пустой. – А я сегодня пить буду, нашел компанию, и немного денег на спиртягу есть!
– Впрочем, ты каждый день пьёшь, чем сегодня от вчера отличается в этом плане. – Маша выходит на цыпочках по чистому полу сенок на чистое крыльцо, надевает кроссовки. Лёнька идёт за ней.
