Андрей стоял напротив большого старинного зеркала в палисандровом багете (мама утверждала, что это зеркало работы знаменитого французского краснодеревщика Буля, жившего в 18 веке – поставщика мебели двора его величества… в общем, кого-то из Людовиков) и рассматривал свое лицо и фигуру. Вообще-то раньше он не страдал приступами нарциссизма, оглядывая себя мельком и по делу, но сегодня он изучал свою внешность именно в подробностях, поскольку развитие его отношений с Лианой (во что они выльются пока было не ясно, но Андрей уже чувствовал, что так просто, ничем, они не могут закончиться) пробудили в нем качества, ранее ему не свойственные, в частности – интерес к своей внешности. Андрей долго рассматривал свое лицо, затем снял майку и, поворачиваясь то так, то эдак начал изучать торс.
– Да, не Шварценеггер, – констатировал молодой человек (он был высок и худощав), – однако у йогов и не бывает гипертрофированной мускулатуры, для йоги как раз наоборот оптимальны сухощавость и гибкость…
В этот момент с ним что-то случилось и на секунду он испытал что-то вроде раздвоения, словно бы в него внезапно внедрилась другая личность.
……………………………………………………………………………………………………..
Сознание Ани включилось моментально, словно щелкнули выключателем.
– Что это было со мной, – подумала девушка, – словно бы провалилась куда-то. Ах да, я же сознание потеряла! Надо впредь быть осторожнее с измененными состояниями сознания и все манипуляции производить сидя, если лежа не получается, а то грохнешься так, ударишься головой обо что-нибудь! Кстати, а сейчас-то я стою! Странно, вроде бы сознание теряла, а осталась на ногах стоять.
В этот момент (как ей показалось) Аня открыла глаза и увидела в зеркале молодого человека, которого видела буквально несколько секунд назад… или минут… не понятно откуда, но у нее держалось такое чувство, словно она достаточно долго была без сознания, а вышло, что она даже упасть не успела. Кстати, изображение в зеркале тоже несколько изменилось. Теперь красивый высокий юноша, которого она уже окрестила Андреем Даниловым, был раздет по пояс и явно себя рассматривал, поворачиваясь то в фаз, то в профиль, при этом Аня не чувствовала, что поворачивается сама, точнее, приказаний на этот счет своему телу не давала, а непосредственно перед этим изображение в зеркале точно повторяло ее движения, хоть и в облике молодого человека. Тут только Аня обратила внимание, что в зеркале, помимо статной худощавой фигуры, отражается и комната, но комната эта – не ее. А ведь буквально только что, до отключки – это ведь была ее комната, в которую непонятным образом попало отражение молодого человека. Теперь же это была совершенно незнакомая обстановка. Что-то смутно подозревая, Аня захотела посмотреть на себя, и поняла, что не может этого сделать, поскольку тело ее (и глаза) ведут совершенно самостоятельный образ жизни, рассматривая отражение в зеркале и совершая плавные повороты направо и налево (что
Собственно и показывало зеркало), хотя совсем только что сознание Ани активно участвовало в этом процессе. Тем временем не слушающееся ее приказов тело окончило себя разглядывать и вдруг произнесло незнакомым низким голосом молодого человека:
– Не Шварценеггер, конечно, и Анатолий, если не дай Бог что-то узнает, меня запросто соплей перешибет. Да, здоровенный мужик, однако Лиана утверждает, что испытывает к нему как бы даже отвращение! Значит ей амбалы не нравятся, ведь вышла она за него не по любви, а нравятся такие, как я – худые, стройные и… молодые! Нет, нет, что это я! Еще абсолютно ничего не ясно, чего это я о себе возомнил! Просто у женщины, у которой сложные отношения с мужем произошел непроизвольный порыв – отсюда и наши поцелуи на кухне. Она, похоже потом сама испугалась, и вообще говорила, что у нее почитателей пруд пруди… правда, не верю я, что она со всеми взасос целуется, не может такого быть! И ясно, что я ее не своей внешностью заинтересовал, а тем другим, метафизическим, в чем мы с ней оказались близки! Так что – хорош красоваться, не этим ты ее привлек!
Тут глаза Ани сами собой сместились вниз, явно желая увидеть саму себя, три этом, именно в данный момент она им этого распоряжения не давала, и девушка увидела, что она теперь вовсе и не девушка, а тот самый худощавый молодой человек, которого она только что наблюдала в зеркале и к которому (она вынуждена была в этом себе признаться) испытала то, чего доселе не испытывала ни к одному мужчине (включая и Виктора) – выраженное чувство влечения, особенно когда увидела его по пояс раздетым. Вот уж воистину, она ожидала чего угодно, но только не этого: вдруг оказаться в чужом теле, к тому же противоположного пола, и быть при этом чем-то вроде бактерии или вируса, о существовании которого человек – его носитель, пока не заболел, даже и не догадывается. Андрей же, судя по всему, о присутствии в себе чужого сознания даже не подозревал.
– Надо как-то дать о себе знать, – подумала девушка в смятении, – правда, – припомнила она, – мое сознание уже однажды обитало в другом теле, но не чужом, а моем собственном, только два года спустя – это когда я в будущее в своем шельте путешествовала. Но тогда была несколько иная ситуация: та, будущая Аня так же меня не ощущала и не догадывалась о моем присутствии, зато я ее чувствовала, читала ее мысли и вообще имела полный доступ к ее сознанию, правда подействовать на него не могла – такой вот полупроводник. А теперь и он меня не ощущает, и я его мыслей не читаю, только голос слышу, причем его же ушами. Нет, уж раз меня сюда закинуло, и Бог знает, на сколько времени, надо попытаться с ним все же в контакт вступить. Вот только как?
Поначалу Аня ничего другого не придумала, как только звать Андрея по имени, но это не возымело никакого результата, Андрей явно ее не слышал, он к тому времени закончил свое нарциссическое дифиле перед зеркалом и улегся на диван, бормоча себе под нос:
– Не дождешься, милая, ты упрямая, я – тоже, посмотрим у кого раньше нервы сдадут.
Затем взял с тумбочки книжку и углубился в чтение. Книжка оказалась пособием по японскому массажу Шиатсу, массажиста Намикоши – тема для Ани абсолютно новая, и нельзя сказать, что каким-то образом ее интересующая, тем не менее, поскольку она наблюдала мир глазами Андрея, к тому же никаким образом не могла повлиять на его действия, поэтому ей пришлось достаточно долго безо всякого желания с ее стороны, постигать премудрости восточной акупрессуры. Поскольку с медицинской литературой она доселе не сталкивалась и не понимала больше половины терминов (а тут ко всему прочему было немало и чисто специфических названий, принятых в науке иглоукалывания и точечного массажа), то нельзя сказать, что чтение было для нее очень увлекательным. Впрочем вскоре она стала отвлекаться от этого мало интересного занятия, поскольку услышала, что в квартире есть кто-то еще. Этот кто-то, как подсказывало Анино чутье, была молодая женщина, скорее всего жена или сожительница Андрея, и это подтверждали ее характерные шаги. Затем раздались звуки, которые могли относиться к процессу расстилания постели, и невнятное бормотание, напоминающее разговор с самим собой, а так же всхлипывание, из чего Аня сделала вывод, что между обитателями квартиры произошла размолвка, если не скандал. Судя по тому, что Андрей лежал на непостеленном диване, не сняв треников и футболки, а стенные часы показывали полвторого ночи, было видно, что это некая демонстрация, и он сегодня не намерен делить ложе со второй обитательницей квартиры. Своеобразно было и настроение нашего героя, внутри которого непонятным образом оказалось Анино сознание. Несмотря на то, что доступа к разуму и мыслям Андрея Аня не имела, она видела его глазами, слышала его ушами, и какие-то эмоции, судя по всему кипящие в душе молодого человека, все же, хоть и в ослабленном виде, она воспринимала. Чувства эти были сумбурны и противоречивы. С одной стороны молодой человек испытывал целую гамму радостных эмоций, отражающих воодушевление, светлую надежду, восторженность и экзальтацию но с другой стороны его явно мучили угрызения совести, чувство сожаления, жалости и предчувствие грядущей потери и значительных перемен в жизни, к которым он был явно не готов. Отдельно Аня бы выделила сложную гамму сексуальных ощущений, и о том, что они сексуальные, сознанию Ани, которая в свои 19 лет была абсолютно индифферентна к мужчинам (как, впрочем, и к женщинам) подсказывали чувства мужского тела, в котором она невероятным образом оказалась. Тут была и сдерживаемая страсть, но явно не к той, которая тревожно ворочалась на кровати в соседней комнате, и, напротив – пресыщенное равнодушие и даже некоторая телесная неприязнь, но уже как раз к той, что лежала и явно мучилась поблизости.
