ПРОЛОГ
Старое кладбище было местом красивым и даже поэтическим. Старые дубы, клёны и липы смотрелись благородно и величественно, создавая живописные тенистые уголки. Разросшиеся и слегка одичавшие кусты красных и белых роз щедро дарили окружающему пространству свой дивный, сильный, богатый оттенками аромат. Солнце ласково гладило тёплыми лучами сочную изумрудно-зелёную траву. Место для отдохновения, да и только. Вечного, да.
Впрочем, живые тоже изредка посещали это место, хотя и всё больше в День Отринутого Забвения. Он приходился на самый конец лета, когда принято было навещать могилы родных и оставлять несколько монет и горсть мелких орешков. Монеты становились законной добычей кладбищенского смотрителя, будучи платой за уход за могилами, хотя ему можно было заплатить и напрямую, обычаем это не возбранялось. Ну а орехи постепенно растаскивали весёлые рыжие белки (и, наверное, потом целый год не могли смотреть на них без содрогания). Впрочем, белки привыкли делать запасы, а зимой их подкармливал разве что смотритель, да и то только потому, что этих пушистых очаровательных зверьков кто-то когда-то посчитал угодными Забывчивым богам. Сами боги, к счастью, по данному вопросу не высказывались, на то они и Забывчивые.
Сейчас было только начало лета, и женщина в длинной тёмной вдовьей накидке с откинутым капюшоном, шедшая по тенистым аллейкам, оказалась здесь просто потому, что ей этого захотелось. Она прошла в один из дальних уголков кладбища, где издавна хоронили представителей древнего графского рода Нейзир. Бросив взгляд на ряды благородных замшелых могильных камней с закруглённым верхом, женщина приблизилась к двум самым свежим могилам. Свежим относительно прочих, ибо с момента печального события, очевидно, прошло уже немало лет: эти серые камни тоже успели порасти мхом и потемнеть, хоть и не так сильно, как те, что на более древних могилах.
Женщина положила на одну из могил предписанный каноном букетик из пяти белых цветов. Это были редкие эльфийские тальмэа – хрупкие удлинённые колокольчики на изящно изогнутых стеблях. Их тонкий, нежный, благородный аромат деликатно отодвинул на второй план сильное благоухание кладбищенских роз.
По губам женщины скользнула лёгкая улыбка. Она вдруг спокойно уселась прямо на траву, нимало не заботясь, что подобная поза совсем даже не подобает почтенной вдове. Женщина, поведя плечами, позволила накидке стечь на землю и обхватила руками колени. Наряд под накидкой оказался вовсе не вдовий, а скорее дорожный: белоснежная рубашка из дорогой ткани и винно-красные брючки, заправленные в узконосые полусапожки. Рукава рубашки были небрежно закатаны до локтя и открывали сильные, но изящные загорелые руки с длинными тонкими пальцами, на одном из которых красовался перстень с тёмно-зелёным прозрачным камнем. Брачной татуировки на левом запястье не было видно, и это позволяло предположить, что овдовела женщина достаточно давно – по крайней мере, больше пяти лет назад.
Женщина прижмурилась и запрокинула голову, подставляя лицо солнечным поцелуям. Она была уже не юная и, возможно, не могла бы с полным правом называться классической красавицей, вроде тех, что позируют для магических картинок в ʺВестнике придворной модыʺ. Нос чуть длиннее, чем следовало бы, рот большеват, зато глаза красивые, выразительные, очень тёмные и бархатистые. Чёрные блестящие волосы женщины чуть вились и свободно падали ей на спину, доходя до лопаток. И это тоже было против общепринятых правил, хотя в дворянском обществе подобное и допускалось – обычно в кругу семьи, не на людях. Очевидно, эта женщина мало утруждала себя соблюдением общепринятых правил и так же мало заботилась о мнении окружающих, однако и высокомерием не страдала. Она просто жила так, как ей хочется, и готова была платить за это.
И ведь заплатила… О чём никогда не жалела, хотя цена кому-то могла бы показаться чрезмерной. Впрочем, каждый решает сам, хочет ли платить за то, чтобы самому управлять своей жизнью, или просто плыть по течению.
Женщина перевела взгляд на могильные камни с потемневшими, но хорошо читаемыми надписями. Сегодня ей хотелось вспоминать…
Двое. Отец и сын, умершие, судя по дате, в один год. Впрочем, вторая могила была кенотафом, ибо к моменту похорон тело так и не нашли.
Со времени тех событий над землями Эйзении пронеслось немало бурь – природных и исторических. Время честно брало своё, кого-то сведя в могилу, кому-то позволив родиться, кому-то подарив корону, кого-то уничтожив из памяти людской насовсем, оставив лишь горсть пыли на дороге. Время не знает жалости, как не знает и ненависти. Оно просто есть.
ГЛАВА 1
- Дрянь! Как ты смеешь возражать наставнице?.. Протяни руки!
Послышался свист тонкого хлыстика, опускавшегося на ладони темноволосой девочки лет двенадцати, упрямо закусившей губу и смотревшей на наставницу исподлобья. Дийра не плакала – не так уж это было больно, особенно если привыкнуть. А Дийре давно пришлось это сделать: наставница ʺфиолетовойʺ группы, сойра Кайлана, невзлюбила девочку с первых же дней пребывания в пансионе Благого Забвения. За упрямство, независимость и за то, что порой осмеливалась оспаривать решения наставницы, вот как сейчас.
Дийре досталось десять ударов, по пять на каждую ладонь, а после сойра Кайлана, не скрывая злобной радости, повторила:
- Фиолетовый кристалл. К утру.
Возражать не имело смысла, только хуже сделаешь. Дийра зло зыркнула на наставницу из-под полуопущенных ресниц. Третий фиолетовый кристалл за пятерик!.. Молящая о Забвении с ума сошла, Дийра ей что, неиссякаемый источник магии?..
- И советую помнить о смирении, упрямая дрянь! – напутствовала её сойра напоследок. – Молить Забывчивых о милости следует на коленях!
Дверь комнатушки со стуком захлопнулась, в замке провернулся ключ.
ʺМерзкая клещиха!" - с чувством, но беззвучно шепнула девочка. На коленях!.. Да Дийра лучше умрёт, чем примет эту гадкую, унизительную позу. Дворяне на коленях не ползают! Этому научил покойный отец, не говоря уже о том, что данная традиция и одновременно привилегия – незыблема. Даже Молящие о Забвении никогда не пытались на неё покуситься, даром что прибрали к рукам все ниточки власти, что постепенно выскальзывали из ослабевших пальцев королей Эйзении.
Беда была в том, что формально Дийра больше не могла считать себя принадлежащей к дворянскому сословию. С того самого чёрного дня, как в храме Забывчивых определяющий шар вспыхнул, показывая, что в девочке проснулась проклятая богами магия. В тот же день Дийра отправилась в женский пансион Благого Забвения близ столицы королевства, превратившись в одну из ʺзабытых сиротокʺ, как их презрительно именовали. Происхождение Дийры, её врождённая гордость и независимая манера держаться несказанно злили сойру Кайлану, и девочка сотню раз повторяла себе, что следует быть незаметнее. Но получалось плохо, ведь отказаться от самой себя для Дийры было хуже смерти. Пусть родные добровольно вычеркнули её из своей памяти, но сама Дийра упрямо хранила прежние привычки и манеры.
