Фрагмент 1. О высотной болезни
Charlotte, Joana Robertie Lovurier, принцесса Английская
Ночь! Ты верила в меня…
С тех пор, как я увидела солнце над моей головой, с тех пор, как я посмотрела в собственные глаза, с тех пор, как моя душа отразилась в первом слове и разум—в первом росчерке, я поняла, что буду грешить.
Настал тот день, когда мне пришлось выбрать, и выбор был тем тяжелей, что меня в нем не стесняли. Не смели…
Передо мной распахнулось столько дверей – я думала остаться на месте и не решиться сделать ни шагу. Я не знала, что правильнее, что вернее, а хотелось слишком многого.
Тогда я впервые поняла свою ненасытность. Но это была лишь душа, которой хотелось объять весь мир.
«Исчадье, успокойся, ты не в космосе!»
Тогда я впервые поняла свою жестокость. Но у меня были основания… Это проистекало от трусости… перед переменами, перед собой, перед мнением других, перед… А еще я боялась тишины—
я стала с грохотом захлопывать двери, одну за другой, одну за другой. Все эти манящие миры исчезали, превращаясь из объемного изображения в сплошную серую стену… Я захлопнула их все. И осталась в темноте. И тогда поняла, как я боюсь темноты… А еще я поняла – как страшно споткнуться, если пойду куда-нибудь, как страшно ступить не туда среди ночи. Вот тогда мне и захотелось летать. С тех пор я учусь парить! Взлетаю и падаю, взлетаю и падаю… Оказалось, в темноте хорошо летать, потому что мне не видно, насколько высоко я залетела. Я протягиваю руки и ощупываю стены вокруг меня, стены «закрытых дверей», но не чувствую потолка, потолка «моих желаний», и я лечу вверх, иногда лечу вниз и поднимаюсь снова—я люблю жить подобно птице, потому что в воздухе нет таких препятствий, какие есть на земле. Я далека от земной жизни и от земных преград—от земных «закрытых дверей». Они исчезли, и я смогу объять все, пролететь над всем и все увидеть…и так я смогла понять это – только в темноте! А еще это вечная борьба—с постоянным движением вниз, с тяжестью собственного тела.
Пусть говорят, что я выбрала самую трудную дорогу—нет! Это не дорога, это трехмерное пространство. Выбрала? – нет! Это была необходимость—необходимость жить среди собственных страхов и пороков, это был единственный путь, потому что я уничтожила весь мой выбор, а заодно и проблему с ним связанную. Теперь у меня другая проблема—у меня нет выбора.
Ночь! Ты верила в это безумие!
В безумие того, что я породнюсь с тобой, в безумие того, что я смогу жить в темноте, жить, не видя ничего вокруг, жить в грехе и не замечать его последствий.
И я живу и грешу! В первую очередь, против истины! Я ее не знаю, не вижу… Во вторую очередь, против веры. Веры в кого? В третью очередь, против морали. Мораль в комплексах – но так легче. В
четвертую очередь, против закона – однако не против естества: когда душе захотелось в космос, хотела отпустить ее, но тут же согрешила—против жизни.
Грешу в мелочах, потому что живу или в прошлом, или в будущем, грешу на бумаге, потому что покушаюсь на человека, грешу по жизни, потому что такая моя жизнь, грешу против собственного желания—по той же причине.
Ночь! Ты верила… или больше – ты знала.
Ты знала, где мне будет лучше. И мне лучше, здесь—в темноте. Потому что, я всегда надеюсь на свет, потому что не вижу, что я творю, потому что другие не видят, что я заливаюсь слезами, потому что никто не скажет, что напрасны мои слезы…
Фрагмент 2. О тщетных попытках
Anna, Natalie-Ann Aycophe, развенчанная монгольская принцесса
Я все смотрю туда, и если бы я не была так уверена в полной несостоятельности ощущений моих, то поклялась бы, что я вижу этот город…
Charlotte Ты всякий раз оглядываешься на давно ушедшее и похороненное, дорогой мой малыш… Ты бродишь по развалинам и оставляешь на них свои надписи, ты переворачиваешь камни, стараясь найти у них глаза, ты пытаешься собрать кровь, которая уже неотделима от земли, не можешь сказать последнее прости.
Anna . Вокруг меня другие стены, надо мной другие потолки, в моих глазах другие города, в моем доме другие люди.
Charlotte. Но то же солнце, то же небо, тот же состав почвы и те же зеленые листья. Те же слова и те же чувства, те же мысли и те же желания.
Anna . Всех тех юношей, которые нравились мне, я больше никогда не увижу.
Charlotte. Среди них не было таких, которым бы нравилась ты…
Anna. Я помню пальцы Эльвины… сестры…
Charlotte. А я помню твои огромные, растерянные глаза… Ты почитала меня за бога, а я только думала – как ты могла жить столько лет … без меня и…
Anna. Я люблю тебя!
Charlotte. Ты плачешь у окна, а солнце медленно садится и отражается в твоих глазах, потом делает золотыми твои волосы и решетку делает теплой, чтоб она грела твое лицо, а я его почти не вижу – лучи прямолинейного освещения затушевали его и превратили лишь в образ. А потом солнце сядет, и ты медленно-медленно растворишься, уйдешь в темноту – и все. Я тебя не увижу…
Anna. Ты почувствуешь меня. Когда будет совсем темно, я возьму твои руки, я буду гладить твои пальцы, я буду шептать тебе все, о чем не смогу молчать, я буду жить только ради тебя.
Я плачу у окна… Потому что у меня нет средства сделать тебя мужчиной, потому что мне больше не в ком обрести твою душу, и тебе некем заменить меня. А еще я боюсь, что однажды ты уйдешь из моей жизни – найдешь… или найдут тебя, ты красивая – и тогда… я останусь одна. Может быть, я жалею о том времени, скучном и домашнем, когда оставалась еще надежда – а теперь ее нет. Я ударилась головой о свой «потолок желаний». Я не знаю, что мне делать дальше.
Charlotte. Нет, это была не та травма. Голова осталась цела, и с потолка не сыпалась штукатурка. Лишь крик твой звенел, звенел, взлетая и взлетая—и замер, оборвавшись на своей дрожащей ноте; он ударился о свою особую преграду—бедное твое сердечко, которое не выпустило больше эмоций, чтоб поддержать этот твой крик. Только и всего. Это так не страшно. А я совсем не та красавица, которая притягивает, скорее наоборот, я резкая, уродливая, недоступная и!.. ненормальная, потому что бывают дни, когда я не в силах бороться со своей мужской частью—и тогда я люблю тебя одну и хочу сделать тебя своей, но не знаю, как… Ах, Анна!
