ЗДРАВСТВУЙТЕ, ДОРОГИЕ ЧИТАТЕЛИ!
Я-учитель. Правда, сейчас, как говорят, на заслуженном отдыхе.
Прожито-пережито немало.
Специальность выбирала по душе.
50 лет за плечами. Всякое было. Но главное: я сохранила в памяти все «доброе и вечное»…
Да и ребята мои, к счастью, помнят до сих пор и меня и все, что пройдено в школьные годы.
А события военных лет-это выстраданное моими родителями и мной. Оно останется в моей памяти навсегда.
Я думаю, что и у Вас после прочтения моих небольших рассказов оживет «память сердца» и станет чуть светлее на душе.
С уважением, Валентина Таранжина.
г. Нижний Тагил, Свердловская область.
Главное, что хотелось бы сохранить сегодня, – это память, память о тех страшных и великих днях. А если помнишь, значит живешь, живешь для чего-то и во имя чего. Так говорила мне мама Бородина Мария Степановна, партизанка, связная отряда «Народные мстители».
Она дожила до Победы; Родина наградила её орденами и медалями. Мы храним их: они святая память, как и память о событиях тех лет, о которых мама рассказывала.
Перед войной наша семья жила в Минске. Там родилась и я. Мама работала в ЦК ВЛКСМ Белоруссии. После оккупации фашистами Минска она ушла в подполье, а потом стала связной партизанского отряда. Выполняя задания командира, рисковала своей жизнью да моей тоже, так как часто брала меня с собой как прикрытие.
Помню многое сама и со слов мамы: взрывы, стрельбу, помню, как убегали, прятались, как сгоняли людей на зрелище казней.
А это событие я запомнила на всю оставшуюся жизнь.
Выдали нас полицаи, толи русские, толи белорусы, но точно знаю – «наши». Посадили в душегубку и повезли за город, чтобы уничтожить и закопать. Людей в машине было много, но из детей я одна.
Моя бесстрашная мама упросила конвоира выпустить ребенка «до ветру»; машина стояла на переезде: шел поезд. Конвоир нас выпустил. Не знаю, что говорила ему мама, только помню шум поезда, выстрелы из автомата и крики: «Шнеллер!» «Шнеллер!». Мама упала на меня, прикрывая собой. Но оказалось, что немец стрелял в воздух.
Мы долго бежали. И когда поняли, что спаслись, мама Встала на колени и заплакала навзрыд, а я не плакала, помню, успокаивала её.
Прошли годы. Мамы уже нет, но Память жива.
Я стала учителем, и своим ученикам, детям, внукам не раз рассказывала об этом и всегда заканчивала словами: «Знайте, не все немцы были фашистами».
Сейчас я на пенсии. В Германии живут мои бывшие ученики, родственники, знакомые. Они пишут, звонят, приезжают и рассказывают о том, как помнят, чтут память о русских героях- освободителях.
А это главное: память жива, значит жизнь продолжается.
07.02.2016
В основу сюжета рассказа легли подлинные события борьбы связной партизанского отряда «Народные мстители» Марии Бородиной, моей мамы.
Город бомбили ежедневно. Бомбежки не прекращались ни днем, ни ночью. Дом Гальских стоял недалеко от железной дороги, по которой шли и шли эшелоны с бойцами на восток.
Семья сейчас была маленькая: бабушка Софья да Верочка. Мама Маруся не ночевала дома. Забегала иногда. Поцелует Верочку, спросит о здоровье и убегает. Куда? Неизвестно. Софья Петровна могла только предполагать, но ни о чем не спрашивала. Сын и муж отсутствовали уже больше недели. Спрашивала у Маруси о них, та сдержанно отвечала, что все в порядке: уходила от разговора. Эвакуироваться не успели, да и сын, и невестка все откладывали.
Как-то вечером пришла мама Маруся с незнакомым человеком. Они долго о чем-то разговаривали, потом мужчина подошел к Верочке и сказал:
– Пробьемся, малая. Хотел что-то еще добавить, но Верочка заявила:
– Я уже большая.
– Да, да, – поспешил согласиться незнакомец и быстро ушел.
– Сегодня я буду ночевать дома, – торжественно заявила Маруся.
Верочка очень обрадовалась, бросилась маме на шею и попросила:
– Можно, я буду с тобой спать?
– Конечно, – ответила та.
Легли рано, засветло.
Все уснули как-то быстро. Разбудил страшный звук сброшенных неподалеку бомб. Маруся прижала к себе дочку, Софья Петровна встала на колени перед иконами. Снаряды разорвались где-то рядом. И вдруг! Страшный взрыв и свист- окно вдребезги! В окно влетел осколок и просвистел над дочкой и матерью, впившись в деревянную перегородку. Не сразу сообразили, что дочь и мать были на краю гибели. Потихоньку они сползли с кровати на пол, так и сидели на полу, обнявшись, до утра.
А утром посмотрели на стенку- там в доске застрял осколок снаряда. Маруся обняла Верочку:
– Значит будем жить.
Она быстро собралась и снова убежала куда-то. Верочка не отходила от бабушки. Налета больше не было. Но было как-то тревожно. И тут, запыхавшись, в дом вбежала с криком соседка Богданович.
– Петровна! Ужас-то какой! Горит санитарный поезд: ночью бомбу сбросили.
– О, горюшко, – простонала Софья Петровна.
Вечером Маруся забежала домой, сказала, что на минутку. Верочка сразу ее и не узнала: так нелепо она была одета. А узнав, расплакалась. Маруся обняла дочку:
– Слушайся бабушку.
А вы, мамаша, ничего не знаете, ничего не видели и не слышали. Как смогу- приду. И снова убежала, оставив на пороге плачущую дочурку и ничего не понявшую свекровь.
Через день в Минск вошли фашисты. Софья Петровна не отпускала Верочку от себя ни на шаг. Когда та засыпала, она потихоньку плакала и молилась.
Близких соседей, кроме Богдановичихи и ее племянницы, не было. Правда, в переулке жили Ходосы, они тоже не успели уехать, да и не могли: сын тяжело болел.
Маруся не пришла и на следующий день. А ночью раздался сильный взрыв, потрясший все в округе. Софья Петровна не выходила из дома.
А утром оказалось: взорвана водокачка, так называли это сооружение жители ближайшего района.
Софья Петровна, узнав об этом, поняла, что ее невестка встала на путь борьбы с фашистами.
– Мы как- нибудь проживем: речка рядом. А фашистам не будет воды, не будет покоя…
Обыски начались уже днем. Искали партизан. Ворвались и к Гальским, все перевернули. Софья Петровна, как чувствовала, всю мужскую одежду, вещи убрала в погреб сарая.
– Матка, яйки, сало, – требовали немцы. В доме почти не было продуктов. Но забрали все, что нашли.
А через день ударами прикладов в окна заставили всех выйти на улицу.
О ужас! О горе! Первой жертвой стал сын еврейки Ходос. Мать валялась в ногах у фрицев, они оттащили ее и силой бросили на землю. А на столбе уже болталась петля. Из дома вытолкали больного Семена; на шее у него висела кем-то написанная дощечка «партизан». Мать билась о землю, кричала. Соседи в ужасе смотрели на нее, на сына. Софья Петровна прижала Верочку к себе, закрыла рукой ее глазки, чтобы ребенок не видел этого ужаса. Раздались выстрелы, стреляли долго, чтобы заглушить крики и рыдания матери. И через мгновенье тело Семена обмякло и повисло в петле. Соседи подбежали к матери, но их оттолкнули прикладами, пригрозили автоматами.
