Мирослава проснулась от теплого солнечного света, бесцеремонно ворвавшегося в не зашторенное окно, и, всем своим естеством ощутила, что сегодняшний день будет очень плохим. Сегодня случится что-то страшное. Беда, как выпущенная из пистолета пуля, на всех парах мчит в её сторону.
Такие мысли вызвали лишь улыбку. Беда? Трагедия? Катастрофа? Это было в её расписании на прошлой неделе, было и в том месяце. Черт, да практически всю жизнь Миры можно уместить в это емкое слово – трагедия.
Отбросив от себя эти мысли, как ставшее ненужным одеяло, Мирослава, потянувшись, села и посмотрела время на телефоне. Пять утра.
Восхитительно!
И что теперь делать? Уснуть все равно не получится. Слишком тягостные предчувствия, да и чаще всего, раз уж Мирослава проснулась, то уже не уснет. Есть ещё целый час до того, как нужно будет собираться в поездку.
Пожалуй, это утро можно начать с чашечки кофе.
Механически засыпая зерна в кофемашину и подливая туда воду, Мира проанализировала свои чувства и попыталась понять, откуда ждать беды. Работа? Вряд ли. Все проекты сданы вовремя. Друзья, семья? Мирослава не так давно переехала сюда из столицы и ещё не успела обзавестись знакомствами, а родственников у неё в принципе нет.
Помешивая ложечкой кофе, она ещё раз проанализировала свои чувства. Скорее всего, это обычный мандраж. Не каждый день о ней делают передачи на самом большом канале страны. Хотя, о чем ей переживать? Если бы речь шла о серьезной аналитической программе, то можно было бы и поволноваться. Но это всего лишь очень рейтинговая программка из разряда: «Интриги, расследования, скандалы». Мирослава долго не соглашалась участвовать в этом цирке. Особенно, учитывая, что ушлые телевизионщики заставляют всех, кто приходит на такие эфиры подписывать контракты, в которых говориться, что они должны сидеть в течение всей съёмки. За самовольное покидание зала, срыв съёмки или не дай бог, неявку, налагаются такие драконовские штрафы, что и дети этих несдержанных бедняг будут расплачиваться. Во всяком случае, даже для неплохо зарабатывающей и вполне себя обеспечивающей Миры это слишком большая сумма.
В чем-то она, конечно, понимала телевизионщиков. Их хлеб – это скандалы, это драма, это выставление на всеобщее обозрение открытой, кровоточащей раны. Чтобы заработать на маслице к хлебушку нужно эту рану посильнее расковырять, так, чтобы аж до крови, до живого мяса. А чтобы на маслице икорку положить, нужно палец в рану засунуть, и разодрать её так, чтобы вовек не зажила.
Не каждый «гость программы» такое выдержит. Вот и приходится принимать меры.
Мира не хотела участвовать в этом балагане. У неё хватает ран, о которых хотелось бы забыть, а не выставлять на всеобщее обозрение. Но это программа не о личной трагедии, или о муже, который предал доверие жены раз пять, и даже не о депутате, кого-то переехавшем насмерть. Это будет далеко не самый рейтинговый эфир, потому, что рассказ будет о тех, кем может гордиться страна. И Мира поддалась на уговоры своего редактора и редактора программы. В конце концов, это будет разговор о работе, ей даже прислали список тем и вопросов. Все вполне стандартно и даже скучно: «Когда вы ощутили в себе позывы к творчеству? Как вы находите темы для новых книг? Поделитесь секретом, почему ваши драматические герои настолько достоверны?» и так дальше. Мира слышала эти вопросы миллион раз и столько же раз на них отвечала. Поначалу ей нравилось, что людям это интересно, потом эти вопросы просто надоели, затем стали вызывать раздражение, сравнимое с ненавистью. А потом пришло равнодушие. Теперь на эти одинаковые вопросы Мирослава отвечала механически, с неизменной вежливой улыбкой.
Пусть будет миллион раз один. Все равно контракт уже подписан, ничего не изменить.
Нужно было чем-то себя занять, чтобы отвлечься от мрачных мыслей. Поэтому, допив кофе, она взялась за план новой книги. В нем ещё хватало и логических нестыковок, и дырок в сюжете. Работы больше чем на час. Тут нужно было выделить день, сесть и хорошенько все продумать. Но сейчас работать получалось только вот так, урывками. Как, впрочем, и спать, и есть.
Тихо, чтобы не разбудить Богдану, Мира взяла со стола ноутбук и ушла на кухню, оставив двери открытыми, чтобы слышать, если что-то случиться или если малышка вдруг проснётся. Конечно, вряд ли это случиться. Даночка та ещё засоня. Но перестраховаться стоило. Трехлетняя дочурка для неё все в этой жизни, она её солнце, луна и звезды. Девочка, как будто и правда была богом послана в тот момент, когда Мире хотелось просто броситься с моста в реку. В итоге они спасли друг друга.
Сделав себе ещё чашку кофе и покормив кошку, Мира погрузилась в работу. И едва не пропустила тот момент, когда пора уже было начинать собираться.
Начало съёмки назначили на час дня. Поэтому выезжать нужно будет в восемь утра. До столицы два часа пути, потом ещё часок, если не больше петляний по городу, с его бесконечными заторами и пробками, потом гримировка и съёмки. А потом ещё и обратная дорога.
Мира предвидела, что просто зверски устанет. За Дану можно будет не бояться – с ней побудет Марья Давыдовна. Эта женщина раньше работала педагогом, и сейчас, пока на пенсии, с удовольствием присматривает за Богданой. Надежный, проверенный человек.
Так отчего же сердце так заходится, предвещая беду?
Даже часы, кажется, тикали слишком громко, отсчитывая минуты, секунды, мгновенья до того момента, когда в двери постучит усталый, дряблый старикашка в черном костюме с иголочки, с черной, широкополой шляпой и со старым, потертым чемоданом в руке. Именно так Мира изобразила беду в одном из своих романов.
Мира сложила небольшую спортивную сумку, положив туда туфли и одежду, купленную для эфира – аккуратное изящное и в то же время повседневное платье - и кое-какие принадлежности, которые могут пригодиться. Туда же, только в другое отделение был уложен и приготовленный с вечера термос с едой.
До отъезда оставалось совсем немного.
Вскоре в дверь постучали. Мелькнула мысль о господине в черном костюме и черной шляпе, но Мира с досадой на себя прогнала её и открыла гостю. За порогом стояла невысокая, худенькая и очень активная, несмотря на возраст, Марья Давыдовна. Её грудь под ситцевым платьем в миленький цветочек часто вздымалась, выдавая торопливость, с которой женщина добиралась, а порозовевшие щечки и некоторый беспорядок в прическе лишь подтверждали эту догадку.
- Здравствуй, моя дорогая, - привычно расцеловала её в обе щеки бывшая учительница. – Извини за опоздание.
- Ничего, - улыбнулась Мира. – Водителя пока нет, время у нас есть.
- Где моя зайка? – разуваясь, спросила женщина. Тут она увидела что волосы растрепались и, распустив гульку, по-новому скрутила её, держа шпильки зубами, пока не потребовалось снова закреплять ими прическу.
