Глава 1. Женщина в фиолетовом платье
Первое, что увидел Андрей, когда открыл глаза, – шифоньер, тускло освещенный настенным факелом. Сихул-Ла, как называют его огнепоклонцы, или малый огонь. Рядом, в дальнем углу комнаты, угадывался человеческий силуэт. Вытянутый, остроконечный, незнакомый.
«Где я?» – промелькнуло в голове Андрея, и следом: «Кто здесь?»
И, как обычно: «Что бы сейчас сделал отец?»
Отец бы не церемонился. Воскликнул бы: «Прояви искру, тень человека, яви себя! Ибо держать в тайне личность – грех и предательство пламени. Дитя Огня обязано гореть пред дитем Огня».
Как обычно, много восклицательных знаков, блеска в глазах, брызг слюней, усиливающих всякий аргумент. И так мало… всего остального. Копоть на разбитом стекле.
К счастью, Андрей – не его отец.
Последним воспоминанием Андрея был пригородный лес и звуки музыки на заправке. Шивы-деревья, темнеющие в сумерках. Одинокий крик совы. И зловещее чувство, что за ним кто-то следит, знает, что он сделал, знает, что пути назад для него нет. С тем же чувством Андрей проснулся и здесь, в незнакомой комнате. Кто следил за ним тогда? Кто следит за ним сейчас? И главное: что случилось в этом промежутке?
Испытывая ноющую боль в пояснице, Андрей пошевелился. Понял, что левая рука привязана к решетке, и встать в полный рост не получится. Как не привыкает пес к новым хозяевам, глаза упорно отказывались осваиваться в темноте, и видели только кусочек серой стены вокруг факела, да будет вечен сей огненный свет, хоть проку от него и немного.
Силуэт исчез.
– Кто здесь? – спросил Андрей, на этот раз вслух. В ответ – только треск огня, в котором жрецы могли бы разобрать послание, да гул в ушах, словно после удара. Разве его били? Может, он упал, там, в лесу? А может он в лачуге сумасшедшего егеря? И почему ему так сложно дышать? Словно гарью пахнет, невозможно вдохнуть полной грудью.
Андрей отполз, насколько позволяла веревка, и уперся в стену. Если придется отбиваться, он пустит в ход ноги, руки, ногти, зубы – как в ту злополучную среду, когда его зажал в углу Влад с компанией, пытаясь раздобыть денег на столовую. Отцу после этого пришлось подключать свои связи, подыскивать новую школу… А Андрею – терпеть унизительные муки Очищения. В очередной раз.
От воспоминаний в ладонях защипало. В теле словно свернулось молоко. И Андрей не выдержал. Он закричал, хотя это и не принято в присутствии горящего источника благодати. Андрей отчаянно звал на помощь, надеясь, что обитатель темноты – друг, и готовился бить ногами по воздуху – если враг.
Когда паника отступила, Андрей отругал себя за слабость, после чего исследовал тело. Он убедился, что на нем та же одежда, в которой он уходил утром в школу: широкие черные джинсы, темно-синий вязаный свитер.
Андрей сидел на ковре. Казалось, что, если провести ладонью по полу, он наткнется на чей-то сапог, и получит за это по голове.
Так и произошло.
Почти.
Андрей действительно нащупал сапог.
Но пустой. Без ноги. В первую секунду он чуть не потерял сознание от страха, затем, успокоившись, рассмеялся. Ничего хорошего, конечно, но и ничего плохого тоже. По крайней мере, пока.
Судьба научила его ждать неприятностей, давать им имена, и быть во всеоружии, если одна из них случится: если начнет душить белокожий Диббук – разжечь благовония; если схватит за пальцы темно-серый Ферал – зажмуриться и обратиться с молитвой к огню; а в ответ на появление Ракшасы – прокусить руку, и отпугнуть злой дух собственной кровожадностью.
Андрей знал этот мир.
В следующий миг он нащупал на ковре книгу, нет, не так – Черную Книгу, средоточие его силы. Он узнал во тьме шершавую фактуру. Это была она. Не собственность, но орган, его луна, его суть. Много лет – его единственный друг и советник.
Запись от 14 марта
Я пишу, прислушиваясь к Дар-Ла,
Великому огню внутренней Освещенности.
Я здесь. Мое имя – Андрей.
Я не принадлежу ни к одной религии.
Никакое объяснение не исчерпывает мир для меня.
Огонь – сказка всех народов Земли.
Но даже в главном символе поклонения я не нахожу всего, о чем пылает моя душа.
Отец чтит Законы об очищении, об истине, об озарении.
Я же чту в фаеризме тайные, запретные строки
об обитателях Огненных Долин Шахера.
Есть у меня и иные источники знаний.
И все я зафиксирую здесь.
В тебе, моя Черная Книга.
Окрыленный находкой, Андрей решил немедленно действовать. Он нащупал на кисти узел веревки и впился в него зубами. Кровь прилила к челюсти, слюна обрела вкус железа. Зубы заострились, окрепли. Что это – адреналин или сторонняя помощь? Андрей рвал и кромсал, с отчаянием зверя, саблезубого тигра…
И веревка поддалась.
Он встал, помассировав руку, и с наслаждением размялся, повернув торс влево и вправо. Позвоночник приятно хрустнул. Фух. Так. Что теперь?
Не успел Андрей в полной мере насладиться чувством свободы (пусть и относительной), как рядом с ним скрипнула половица. Всю уверенность, как мел на школьной доске, стерло в одно мгновение.
– А-а-а! – закричал Андрей и ринулся к свету. «С ним я покоен, ему моя жизнь отдана! С ним я покоен, ему моя жизнь отдана!» Задев сапог, он чуть не упал, врезался плечом в стену, но все-таки вытащил факел из крепления в стене. По телу пробежала благодать. Так, наверное, чувствовал себя легендарный Король Пируан, когда выдернул с корнем горящее дерево, в которое минуту назад ударила молния.
Вытянув перед собой факел, как меч, Андрей повторил:
– Кто здесь?
Поводил туда-сюда, но – никого. Лишь мрачная комната то тут, то там восстающая из небытия.
– Выходите! – потребовал Андрей. Он не собирался искать незнакомцев, рассчитывая, что они сами выйдут и все объяснят. И извинятся в придачу.
Спустя минуту сердцебиение восстановилось. Андрей сделал два вдоха полной грудью, и краем глаза увидел, как дверь шифоньера медленно отворилась. Он развернулся, почти отчаянно, и направил факел туда.
В шкафу было пусто.
А прямо возле уха прозвучал голос:
– Я не пойду на казнь.
* * *
Андрей завопил, бросил факел на пол и заперся в шифоньере. Его внутреннему ребенку казалось, что в замкнутом пространстве куда безопаснее.
Сквозь щелочку он наблюдал за происходящим. Вот – промелькнуло фиолетовое платье. Кто-то поднял факел, который каким-то чудом не поджег ковер, и водрузил его обратно на стену. «Прости», – проговорил про себя Андрей, обращаясь к огню. «Прости, прости»… И за то, что на пол бросил. И за то, что кричал в его присутствии. Он не верил, что это действительно может привести к каким-то последствиям, но отцовское воспитание давало о себе знать.
– Я не пойду на казнь, – произнес женский, глуховатый, словно утробный голос, и после этого наступила тишина, которую нарушало лишь отрывистое дыхание Андрея.
