Предлагаю вашему вниманию короткий цикл очерков, повествующих о моём поступлении в Ташкентский государственный университет им. В. И. Ленина – ныне Национальный университет Узбекистана имени Мирзо Улугбека. Было это летом 1969 года. А спустя полвека, летом 2019 года, а точнее – в конце июля, я решил написать о том кошмарном, фантасмагорическом, незабываемом событии. Судьбы мира сейчас во многом определяет «Большая семёрка» наиболее развитых и потому значимых стран, а мою судьбу определила «Большая четвёрка» (G4) вступительных экзаменов в университет – не столько самих по себе сложных, сколько невероятно напряжённых психологически. Нельзя было получить больше одной «четвёрки», но и с 19-ю проходными баллами не факт было, что счастье студенчества улыбнётся именно тебе.
Писались очерки накануне 50-летия каждого из четырёх вступительных экзаменов, а публиковал я их в интернете именно в день 50-летия того экзамена, о сдаче которого рассказывал в данном очерке.
Сегодня 1 августа. В этот день ровно 50 лет назад я сдавал первый экзамен в университет.
Я поступал на исторический факультет, поэтому первым экзаменом шла, естественно, история. В билете было 3 вопроса: V век до н.э. в Греции и Платон; противодействие Ломоносова немецкому засилью в русской истории и Первая русская революция 1905—1907 гг.
Принимала у меня экзамен Наталья Александровна Курбатова – доцент кафедры истории СССР ТашГУ им. В. И. Ленина, которая потом читала нам курс вспомогательной исторической дисциплины «Хронология и метрология». Она была молода, очень красива и чуточку экзальтированна. Когда я стал, отвечая на второй вопрос, рассказывать о борьбе Ломоносова с норманнской теорией Байера и Миллера, она перебила меня и лукаво спросила: «А как правильно называется эта теория?» Я понял, в чём подвох, и ответил: «Норманнская – с двумя «н». Она всплеснула руками, глаза её радостно вспыхнули, залучились, и она тотчас вывела мне в экзаменационном листе пятёрку, не став даже слушать ответ на третий вопрос.
Позже, когда она на первом курсе читала нам хронологию, видимо, это воспоминание грело её и не давало на меня сердиться, когда я с мальчишеским задором утверждал на семинарах, что вся хронология древности это полная ерунда, выдуманная монахом Скаллигером. Для Натальи Александровны это было святотатством, но она сдерживалась, памятуя о впечатлении, которое я, видимо, на неё произвёл на приёмном экзамене, и всё пыталась меня терпеливо разубедить банальными ссылками на солнечные затмения и прочие, как ей казалось, надёжные методы датировки.
Прошло не так уж много времени, как математик, академик РАН Фоменко, совместно с другим математиком – Носовским, используя те самые математические методы, о которых в конце 60-х грезили во всех науках, создали свою «Новую хронологию». Историки ополчились на них и обзывают их творение лженаукой. Конечно, их есть за что критиковать (они слишком уж увлеклись реконструкцией исторических событий и идентификацией исторических личностей на свой манер, хотя они ведь не историки и многими методами исторической науки не владеют, что приводит порой к явным несуразностям), но, с моей точки зрения, они всё же сделали великую вещь: ткнули историкам в глаза, что главной проблемой исторической науки, её камнем преткновения является не трактовка того или другого события, а высосанная из пальца скаллигеровская хронология.
Вон как далеко меня увело от 1 августа 1969 года! А мне кажется, оно было вчера. Словно вижу себя, тогдашнего, со стороны: в белой синтетической (тогда это считалось круче хлопка!) рубашке-сетке, по причине несусветной ташкентской жары, сижу в аудитории химфака ТашГУ в вузгородке, где мы сдавали вступительные, перед ослепительной красавицей с роскошными вьющимися каштановыми волосами и чувствую, как по коже бегут лёгкие мурашки при виде экзаменационного листа с первой отметкой – и пятёркой!
Тогда на молодёжном сленге сдать экзамен называлось «спихнуть». «Спихнул!» – закричал я через час маме, сидевшей на лоджии нашей квартиры на первом этаже чиланзарского дома и ждавшей меня с тем же чувством, с каким за четверть века до этого матери ждали сыновей с войны.
Мама с папой – он был ещё жив, пролежав парализованным с 19 февраля 1961 года до самой смерти 10 января 1970-го – были счастливы. Папа и дальше был счастлив, а мама вскоре меня урезонила, по своей закоренелой учительской привычке: «Рано пташечка запела – как бы кошечка не съела…», – это когда я слишком уж развитийствовался о предстоящем студенчестве.
В самом деле: предстояло ещё три экзамена – сочинение и два устных – по русскому и литературе, а также английскому языку – соответственно, 5, 10 и 15 августа, а самое главное, страшное, жуткое – мандатная комиссия 20-го, момент истины. Расскажу обо всём по мере наступления этих дат с полувековым шагом. А пока ещё мысленно посмакую тот, самый первый день штурма университета, который вижу даже более явственно, чем сегодняшний.
НА СНИМКЕ: именно так выглядело новое здание химфака, совсем недавно выстроенное, зелени вокруг ещё было немного, это потом вузгородок превратился в огромный парк. Фото сделано с крыши здания физфака – однояйцевого близнеца химфаковского.
Сегодня 5 августа. В этот день ровно 50 лет назад я сдавал второй экзамен в университет.
Это был самый главный экзамен во всей Большой Четвёрке – этакой, как теперь бы сказали, G4 моей судьбы.
Главным он был негласно, хотя и так все всё понимали – и абитуриенты (а ведь это слово, как завелось треклятое ЕГЭ, похоже, вовсе вышло из употребления, или я ошибаюсь?), и университетские педагоги. На нём сыпалась большая часть абитуры, после чего и начиналось истинное соревнование. Первый экзамен не в счёт: к профилирующему все готовились исступлённо; меня вот тут один читатель, которого, если его послушать, по той же программе учили истории как-то иначе, даже спросил, мол, что, индивидуально готовился. Я прикинулся шлангом, ответил, дескать, вестимо в одиночку, не толпой. Но сам-то понял, что он имел в виду: с репетитором. Нет, я-то нет, но вообще репетиторство процветало, ибо не поступить в те годы в Ташкенте в вуз воспринималось жутчее грехопадения или даже увечья. Попал в аварию – хорошо коль поцокают сочувственно пару минут языками и плавно перейдут к футболу. Но если провалился в «институт», то это мусолилось долго, обстоятельно и смачно, как редкие о ту пору постельные сцены в кино.
Ясно, что сдавать профилирующий приходили натасканными-перенатасканными. Даже я, с раннего детства, благодаря папе, обожавший и знавший неплохо историю, весь июль ходил на установочные лекции в Доме знаний, которые читали университетские преподаватели. Не ради узнавания, конечно, новых фактов – чтобы погрузиться, пусть и квази, в университетскую среду, в которой предстоит сдавать вступительные. Так что результаты первого экзамена не отражали во всей полноте глубину знаний абитуры. Если бы лишь по его оценке принимали, тогда чуть всех не зачисляй.