Готовясь к вечерней трапезе, солнце расстелило на лужайке перед домом волшебную скатерть с ажурным рисунком весенней листвы. Почти детское ожидание сказки охватило её. Ирина развернула кресло-качалку так, чтобы, раз! она могла не спускать глаз с внучки, дотошно изучающей жизнь насекомых в траве и, два! не упустить шанс подставить лицо ласково тёплым солнечным лучам.
Ноздри пьют настоянный на травах воздух…
Иногда поэтические строчки самовольно выплывали из неведомых ей сердечных глубин.
Под парусами сильных чувств…
Сильные чувства – непременное условие…
– Ира! Ира! Смотри, жучки играют в паровозик, – нарушила лирический ход её мыслей Ариша.
– Пусть играют, – улыбнулась внучке Ирина.
Никому бы и в голову не пришло, что она бабушка.
В сорок пять выглядела на тридцать. Линии тела с годами не расплылись, спасибо Создателю, профессиональному графику.
– А куда они поехали? – полюбопытствовала внучка.
– В страну любви…
Ирине захотелось прикусить язык, но было поздно.
– Можно, я с ними?
– Домой?
– В страну любви, – упрямо уточнила внучка.
– Твой дом и есть страна любви, видишь, даже жучки ползут к своей маме, – попыталась выкрутиться Ирина.
Не могу же я сказать, что они занимаются групповым сексом!
– Мама им приготовила ужин?
– Да. Салат из одуванчиков. А ты испеки своей кукле пирог…
Доверительно посмотрев на бабушку, Ариша тут же забыла о жучках и принялась печь из песка кукольные пирожки.
Детская психика мобильна.
А взрослых прошлое не отпускает.
Первый опыт любви к ней пришёл в пятом классе… вдруг! После новогодних каникул за партой в соседнем ряду появился новенький.
Вихрастый. Ушастый. Умный.
Не задавака, хотя вопросы учителям задавал на засыпку.
Занимался боксом, общий язык с мальчишками нашёл сразу.
На девчонок почти не смотрел.
В её сторону бросал иногда странные взгляды, которые заставляли её сердце ускоренно биться.
Одним словом, она влюбилась.
В самый неподходящий момент.
Накануне летних каникул.
Три месяца расставания показались тремя годами.
Она много читала, часто рассматривала своё отражение в зеркале.
Репетировала новую встречу, любовный взгляд в ответ…
И всё зря!
Он стал не Он!
Худой, длинный, кадык на шее, прыщи на лбу.
Хоть школу бросай!
Хорошо, первое сентября выпало на субботу.
– Какао не будет, молоко сбежало, – встретила на пороге бабушка.
Что твоё молоко? От меня любовь сбежала! – прошмыгнула мимо она.
Моя любовь сбежала,
Вонзила в сердце жало…
Попыталась воплотить свою беду в стих.
– У любви как у пташки крылья, – пропела за закрытой дверью бабушка.
Любовь из сердца улетела,
Я без любви осиротела…
Выпорхнули следом слова.
Почувствовала себя одинокой.
Хотела заплакать.
Поняла: двустишия для её горя – чересчур короткий формат.
Решила написать сказку.
Название родилось само собой: Сбежавшая любовь.
В тридевятом царстве, в тридесятом государстве, жили-были мальчик и девочка…
На этом вернулись с работы родители!
С получки купили вина.
Выпили.
Стали выяснять отношения.
Она закрылась в своей комнате.
А ночью…
Её разбудил не крик, не стон, клич!
Зов!
Глас, раздавшийся из родительской спальни.
Потом она услышала горячий шёпот, смех, всхлипыванье.
И с ней что-то произошло…
Она увидела странные картинки, которые потом нередко беспокоили её.
Повзрослев, попыталась описать наваждения словами-набросками…
Весёлый дом. Горящие свечи.
Красивые платья. Голые плечи.
Духи исходят корицей.
Запах плоти.
Плати, и получай сторицей
В память о спасшемся в Содоме Лоте…
От правдивости видений родилось чувство, будто в одной из прошлых жизней она была дочерью хозяйки публичного дома, изысканного вертепа крамольной любви. И оседлавшая её версия увязалась за ней, то есть, она нашла бы, о чём поговорить с тем, кто первый сказал: запретный плод сладок.
С физиологами связываться бы не стала.
Не поспоришь, если научно установлено: мозг, одурманенный любовью, генерирует эйфорию, вызывающую галлюцинации.
Любовь – изменённое состояние сознания…
Влюблённых тянет друг к другу, как наркоманов к дозе.
У каждого считанное количество этих доз.
Потом наступает ломка.
Отношения рвутся, или прилипают к привычкам…
И всё же, несмотря на собственный горький опыт, ей удалось сохранить простодушную уверенность: любовь однажды постучится в её дверь!
– Родиона пригласили на семинар по цифровой этике. Я с ним. Посидишь с Аришей? – позвонив день назад, скороговоркой спросила дочь.
Естественно, она с радостью согласилась.
Давно не видела внучку, по смартфону не в счёт. Два года пандемии – из жизни вон! Потом уход из поликлиники, оформление статуса самозанятой, работа по специальности логопеда в избирательном штабе кандидата, который не справлялся с шипящими буквами. Фома Фомич очень хотел стать депутатом, основами ораторского искусства овладел с лёту, над дикцией трудился как вол, в результате обаял избирателей и победил на выборах, сполна расплатился, обеспечив ей минимум год заслуженной праздности…
– Купишь билет, сообщи рейс, Родион встретит, – от радости застрекотала Ника.
– Я лучше… автобусом, – попыталась увильнуть она от встречи с зятем, которого считала для себя слишком умным.
Рядом с ним слова вылетали у неё из головы, отчего ей приходилось, словно молитву твердя: молчание – золото! с глубокомысленным видом замыкаться в себе.
– Не выдумывай! С тех пор как твоего косноязычного питомца избрали в думу, Родион жаждет поговорить с тобой о связи дикции с демократией. Всё! Жду звонка. Пока!
– Пока!
Самое неведомое на свете слово – «пока».
Пока, что?
Не исповедуешься, то есть, не признаешься в своих грехах?
Это Фоме Фомичу она могла брякнуть: демократия схожа с сексуальной забавой – от случая к случаю зазовут народ в кабинку, выбрать партнёра; сунет он, народ, бюллетень в урну с чувством «имел я его»; и за минуту удовольствия потом годы терпеливо сносит безразличие своего избранника.
Депутат поощрительно хохотнул в ответ.
А она сочинила поэтический статут:
Не выпускайте ум гулять раздетым,
Соблазнов больше, если в неглиже…
Соблазнов больше…
Куда без них?
Человечества не случилось бы, если бы не вечный двигатель, триггер всех перемен – Соблазн!
Начну разговор с того, что наука доказала воздействие слова и звука на всё живое: людей, животных, растения, воду…
В случае с Фомой Фомичом я не только излечила его от логопатии, но и расширила словесный запас, что обогатило его мысли и чувства.
Затем спрошу: есть ли у цифры чувства, то есть, мораль, этика, или хотя бы правила хорошего тона?
