Файл первый. Признание Магистра
Не спалось.
Зря она попросила дочь сдвинуть шторы неплотно.
Луна слишком близко спустилась к окну, расстелила дорожку, словно приглашая: встань и иди. Но где взять сил, смелости? К тому же врачи обещали ещё недели две-три жизни, при условии, если будет слушать хорошую музыку, для чего магнитола на её прикроватной тумбочке была настроена на волну старых песен о главном, при громкости почти на нуле…
Чтобы не думать о смерти, Маша включила приёмник.
«А любовь как сон, а любовь как сон, а любовь как сон стороной прошла…» – безжалостно исполнила известная певица.
Палец тут же оказался на кнопке «operate».
Стоп!
Почему она никогда не представляла себя старухой, не нянчила в мечтах внуков, не сидела с пенсионерками на лавочке у подъезда?
Неужели, знала?
Возможно, гены сообщили мозгу: нас запрограммировали на сорок лет.
– В геноме два метра генов, хватит, чтобы повеситься, – бездушно напомнила о себе боль.
Маша прикрыла глаза: скорей бы уж!
Но, вероятно, даже её больному мозгу мысль показалась не в меру пораженческой.
«В одной из школ Платона больные лечились декламацией стихов» – неожиданно выплыло из глубин ещё студенческой памяти.
«Язык онемел, не до декламаций…» – скрипнула извилина в левом виске.
«Но, глаза-то ещё видят!..» – беззвучно возразила она, протянув руку к стопке лежащих на тумбочке поэтических томиков. Будто клавиши, перебрала пальцами корешки с именами любимых авторов: Петрарка, Цветаева, Бродский.
Гумилёв.
Когда ей становилось невмоготу от суеты и хотелось избавиться от отупляющей дроби буден, она, обращаясь к его полифоническим строкам, улетала в сотворённые звуками пространства, где, загипнотизированная иными ритмами, отдыхала её душа.
И всё же, благодарно погладив «Гумилёва», она, словно повинуясь чьей-то воле, вытащила сборник русской лирики девятнадцатого века, который сам, не случайно! раскрылся на стихотворении Бенедиктова «Переход»…
Видали ль вы преображённый лик Жильца земли в священный миг кончины, В сей пополам распределённый миг, Где жизнь глядит на обе половины? Здесь, кажется, душа, разоблачась, Извне глядит на это облаченье, Чтоб в зеркале своём последний раз Последних дум проверить выраженье…
Нет!
«О выражении своего лица в гробу я ещё, точно, не думала! И не буду! Не хочу!» – захлопнула она книгу, задумалась.
Память своевольно перелистала страницы прошлого…
«Запомни, внучка, нет ничего дешевле денег и дороже души, береги её пуще жизни, потому что ей смерть не страшна» – говорил дед фронтовик.
Отец не поучал. Больше молчал. Уезжал на дежурство, возвращался без кровинки на лице. День пил, день спал. Мама его жалела: послужи-ка неделю под землёй со смертью подмышкой!
Уйти на неделю лучше, чем навсегда.
Он умер совсем молодым, наверно, она в него.
Бедная мама. Трудно ей будет с внучкой. Лада похожа на отца: он лев, она львица. С одной стороны настоящая хищница, своего не упустит, с другой – доверчивое, искреннее, ласковое дитя природы. Не пропала бы в джунглях бабушкиного бизнеса, где царица – выгода, царь – капитал.
Теперь и не подумаешь, что мама почти четверть века преподавала в школе историю, на уроках ретро-сценки с учениками разыгрывала. Убеждала: прошлое – самый увлекательный, непредсказуемый, документальный роман.
Она поверила…
Из памяти выплыли студенческие годы, археологические экспедиции, раскопки, артефакты. Потом решение взрослую жизнь начать в Забайкалье, в школе, где когда-то преподавала мать, где могила отца, и где она встретила своего суженого.
Вернее, так думала, но!.. ошиблась. И осталась одна, без любви, без поддержки, оттого, наверно, так безнадёжно заболела. Даже экзамены у детей не сможет принять. Андрей, конечно, возьмёт на себя…
Он странный, не похож на других. Вместо букета принёс и посадил под окном куст черёмухи. Сказал, это молельное дерево: цветущие гроздья похожи на свечи.
Зря она…
Школа с первого взгляда влюбилась в него, а она ревновала. Устраивала баталии. На одно его слово – два!
«Зодиак зодиаком, а человеку, главное, прожить свой жанр» – заявил он однажды. А она: по-вашему, судьба одному сочиняет роман, другому повесть или рассказ? А он: кому панегирики, кому эпиграммы…
Следуя идее Веснина, высшие силы уготовили ей хокку типа: На год или на день сороковой Душа стремится на свиданье с небом, А тело возражает стать землёй.
– Японская поэзия тут не причём! – раздался рядом голос.
– Обломала крылья О рёбра решётки Вскормлённая в неволе душа, – вольным стилем возразила незваному собеседнику Маша.
– Самое время вспомнить о душе, – баритоном с нотами ржавчины согласился он.
– Кто здесь? – не сознавая, что включается в разговор с невидимкой, спросила она.
– Я, – срываясь с баса на тенор, ответил он.
От удивления Маша «включила» глаза, то есть, так странно прозрела, что на фоне колыхнувшейся ночной шторы увидела старика в белом шёлковом плаще с красным крестом на груди.
– Смерть нынче приходит в плаще тамплиера? – за шуткой спрятала страх она.
– Дань прошлому, когда-то был Магистром, – слегка поклонился он, – и я пришёл не забрать твою жизнь, а наоборот, рассказать предысторию…
– Предыстории даже в университетах не учат.
– А жаль!
– Не надо жалости, я не маленькая, – рассердилась на задрожавшие губы Маша, учительским тоном продиктовала, – скажите честно: ты умерла! – Строго спросила, – куда теперь, в тоннель?
– Я знаю путь короче, – манящей синевой полыхнули глаза непрошеного гостя.
«Очнись, он иллюзия, созданная больным мозгом» – приструнила она себя.
– Я не привидение, не мираж, не твоя смерть. И мы с тобой знакомы не одну тысячу лет, – шагнул вперёд бывший Магистр.
– Белый человек?! – вдруг вспомнила Маша призрак, который испугал её неземными речами в первые дни её забайкальской жизни.
– Ты просила меня не тревожить тебя, но сейчас я обязан, – сделал он ещё шаг, и оказался на проложенной через окно лунной дорожке.
Теперь она могла лучше рассмотреть его.
Серебряный ёжик волос, почти прямоугольное лицо, открытый лоб, чёткий рисунок бровей, прямой нос, не съеденный старостью рот, вертикальные складки на чуть впалых щеках. Широкая кость, хорошее сложение, высокий рост. Цвета ранних сумерек глаза.
– Я была глупой, трусливой девчонкой…
– А я не сразу понял, что твоя встреча с Александром обусловлена кармой, – покаянно признался Белый человек.
– Мы давно разошлись, – глухо сообщила Маша.
– Два тела встретились, приглянулись друг другу и решили: ЭТО любовь, – сочувственным «хокку» пояснил ситуацию он.
– Не совсем так! – по привычке возразила она.
– Главное, Лада осталась с тобой, – миролюбиво заметил он.
