Те, кто придут в этот мир,
пусть не ждут от него снисхожденья.
Жизнь – не волшебная сказка,
где счастливы все и всегда.
Часто судьба преподносит
одни лишь нужду и лишенья.
Счастьем считается случай,
когда у тебя есть еда.
Кто я? Невзрачный комок
неокрепшей измученной плоти,
Шансы которого выжить
бесспорно стремятся к нулю.
День для меня пережить –
равносильно тяжёлой работе.
Даже в мечтах по ночам
я себе ничего не сулю.
Что ж, лучший путь –
шаг к уходу из мира страданий
В радужный мир,
где ни боли, ни страха, ни слёз.
Там всех нас ждёт
исполненье заветных желаний.
Там и тепло, и еда,
и не мучает больше мороз.
Так и со мной
всё должно было вскоре случиться.
Да, я готова была…
И я этого даже ждала…
Но покачнулись весы,
позволяя судьбе измениться.
Та улыбнулась слегка
и надежду на жизнь подала.
Было как в сказке –
из круга слепящего света
Вышла богиня,
в ладони меня приняла.
И на руках унесла, но куда?
Я не знала ответа.
Что ж, будь, что будет –
я тихо, смирившись, ждала.
Что будет дальше?
Оставим в покое гаданья.
Важно лишь то,
что продолжился путь мой земной.
Много дорог у судьбы –
в этом главное есть осознанье.
Мне повезло, я жива.
Значит что? Первый раунд за мной…
(Отшельник)
ГЛАВА 1. МЫ ЗАЧЕМ РОЖДЕНЫ В ЭТОТ МИР?..
…Как вам описать мою короткую жизнь?..
Да, мне всего лишь восемь месяцев и пятнадцать дней, и я ещё не совсем выросла, но память у меня хорошая, и я достаточно повзрослела, чтобы попытаться припомнить и собрать свои воспоминания в общую картину, попробовав рассказать вам как было дело, пока время не стерло память детства…
…Родилась я большой коробке, выставленной на улицу доброй женщиной специально для диких кошек, которых она по доброте своей прикармливала.
Коробка стояла у стены деревянного неказистого садового домика, накрытая старыми куртками, которые по мере возможности защищали коробку и находящихся там многочисленных кошек от дождей летом и морозов зимой.
Моей матери в то время было примерно столько же, сколько мне сейчас. Она была очень молода и не успела созреть окончательно для материнства. Поэтому, проведя с опытными дачными сладкоголосыми котами-ловеласами нежные, романтические июньские вечера, она понесла и родила в конце августа меня – маленького пятнистого задохлика.
Я родилась очень слабенькой, потому, что это были первые роды у моей мамы – самОй почти что девочки. Но в дикой природе кошки рано взрослеют и становятся матерями, а котята, первый окот, бывает и не выживает. Или плод не до конца сформировывается, или кошка, бывает, выкинет, не доносит. Ведь сама еще не выросла, а тут такое дело – материнство! Тяжело! А ведь и поесть вокруг не густо, и холодные росные августовские ночи… Все бывает. Да и коты не дают проходу, хоть и детёнка носишь, а всё норовят снова к самочке молоденькой пристать. Им-то, котам, все равно, они не заморачиваются, что это может быть их родной детёныш в её утробе…
Откуда я всё это знаю, спросите вы? Да мамка рассказала, пока я была с ней!
В общем, родилась я в большой кошачьей семье. С нами жили еще три взрослые самочки, четыре котёнка чуть постарше меня и одна кошечка-подросток. Мужчин-котов среди нас не было. Наше небольшое сообщество было целиком женским. Хотя… Я не рассматривала маленьких детей самочки-соседки. Может среди них и были мальчики. На том этапе мы все пахли одинаково – молоком…
…В коробке было тесно, но тепло. Отовсюду раздавалось тихое мяуканье, чмоканье и звуки возни. Это котята сосали матерей, перебирая лапками, чтобы массировать их брюшки, полные молока.
Я была у мамы одна, и мне, по идее, должно было бы хватать ее молока. Поначалу так оно и было. Я высасывала все, что находила в сосках на ее брюшке.
Наверное это была не мамина вина, что молока в ней оказалось мало даже для меня одной, да и то вскоре перегорело и кончилось. Ее молодость, а может и нездоровье сыграли свою роль. Я все чаще оставалась голодной и переползала к другим кормящим кошкам, чтобы дососать пару капель, оставленных их малышами.
Часто кошки меня отталкивали от своего живота задними лапами, несильно били передними, без когтей, шипели и тихо рычали, предупреждая, что зона закрыта для чужого ребенка, своим детям не хватает! Но я, поскуливая, все равно совала и совала тупую, слепую мордочку, чуя запах еды. А что мне оставалось делать?
Моя мама тихонько жалась в уголке коробки и дрожала. Она была больна и ничем больше не могла мне помочь.
– Проси их, проси, – тихо мяукала она, глядя на то, как я пытаюсь найти сосок чужой самки. – Матери же они! Должны понять, что не выкормлю я тебя! Рада бы, да нечем! Проси их, проси!
И я просила, как могла…
Через какое-то время та или иная кошка, пожалев плачущего от голода котенка, уступала мне, и я набрасывалась на заветный источник жизни, как оголодавшая пиявочка. Их соски почти всегда уже были практически пусты – родные детишки старались на совесть, но я вытягивала еще по паре капель из каждого и засыпала утомленная трудной работой.
Такими были мои первые воспоминания. Худо-бедно я все же росла, конечно не в пример откормленным соседским котятам, которые были почти вполовину крупнее меня, живыми, озорными и хулиганистыми.
Когда ты живешь в семье диких кошек, ни одна из которых сама никогда не знала никакого другого дома, кроме улицы и старой коробки, трудно себе представить иную жизнь, такую, как у меня сейчас – в довольстве, сытости, тепле и любви. В дикой природе все подчинено инстинктам выживания и нет никакого снисхождения к слабым, больным и покалеченным.
Я, мама и соседские кошки не были в прямом смысле предоставлены сами себе. Нас кормила та самая добрая женщина, которая, как смогла, соорудила нам дом из коробки и старых курток. Мы получали еду каждый день. Пусть не до отвала, но регулярно. Остальное наши матери добывали обычным путем охоты. На то нам и были даны природой наши когти, чуткие носы и уши.
Моя мама ела мало и почти не охотилась. Она была очень маленькой, тощенькой и слабой. Ранняя беременность измотала ее, выпив жизненные соки из еще толком не сформировавшегося тельца, а подхваченная от любвеобильного самца заразная болезнь медленно разрушала хрупкий организм.
Имени у меня не было, как и у остальных из нашего общежития. Добрая женщина называла нас всех "кис-кис". И мы считали это слово своим именем.
Через пару недель с моего рождения у меня заболел и потек глазик. Я была еще совершенно слепа, но мамина болезнь передалась и мне. Правый глаз вспух под закрытым веком и сильно болел.
Я не знала, что это болезнь и не понимала, почему мне приходится страдать, а мама не знала, что мне сказать в утешение. Я все время плакала от нестихающей боли в глазу, ища у мамы помощи, а она только тихо плакала и без конца вылизывала мою распухшую мордочку, слизывая вытекающий из-под века гной.
