Жизнь верхов советского, послевоенного периода России опишут досконально. По косточкам разберут житие генсеков, председателей горкомов, обкомов и прочих. Раздеталируют жизни первых лиц в культуре и искусстве, в армии и космосе. А быт, работу, стремления и просто жизнь миллионов простых советских граждан, то есть истинное лицо России, во многом может быть утрачено навсегда. Уже прошло более четверти века с первых публичных антисоветских выступлений. Миг в истории. Но еще один такой миг и в живых не останется свидетелей в здравом уме и доброй памяти.
Рассказы, созданные по дневнику инженера, по его уже полузабытым воспоминаниям, помогут увидеть тот период истории России без искажения временем и идеологией.
Автор – Косарев Юрий Григорьевич
Поездка
Шла по улице женщина, уставшая, видимо издалека с сумкой через плечо. Навстречу бежит мальчишка лет восьми, девяти.
– Стой мальчик, что случилось, как будто все взбесились, орут, не пойму я?
– Дура бабка – победа.
– Врешь пацан?
Парнишка дернул ногтем большого пальца правой руки за верхний зуб, резко провел себе по горлу и заорал.
– Сукой буду – победа.
И дальше побежал. Это был Коля Степанов.
Он прибежал домой обрадовать мать, но та уже знала.
– Мама, победа – знаешь?
– Знаю, знаю сынок, папа писал нам с тобой, чтоб мы приезжали к нему после победы. Теперь будем готовиться. Хочешь поехать?
– Очень хочу, а далеко это?
– Да, очень далеко. Мы с тобой так далеко еще не ездили. Помнишь, в войну, мы ездили к бабушке с дедушкой в деревню?
– Помню, конечно. Я там еще солдатам пел, а они мне давали или кусочек сахара или печенье.
– Так вот до деревни триста пятьдесят километров от Москвы, а до папы в три раза больше.
– Это сколько километров?
– Больше одной тысячи и ехать придется долго, долго. Я расскажу тебе, как мы ездили в деревню, хочешь?
– Расскажи.
– Сейчас по случаю праздника, мы поджарим с тобой картошечки с салом и пока я буду готовить, то и расскажу про деревню.
– Помнишь, как она называется?
– Не-а.
– Село Свищевка, мы зовем ее деревней, а это село. Там была церковь и она раньше работала, проходила служба, с других деревень приезжали. По праздникам было много народа, а сейчас в церкви устроили склад, но кладбище сохранилось и там покоятся мои две сестры, которые умерли еще до войны.
– А почему они умерли, мама?
– От голода сынок, тогда много народа умирало, но это было давно, теперь скоро, после победы, жизнь наладится. Ну слушай дальше.
В Москве мы садимся на поезд дальнего следования Москва – Елец, после обеда, а на станцию Лев Толстой приезжаем рано, рано утром. Еще прохладно, туман стелется, и твой дед, а мой папаня, усатый, седой, машет нам рукой. На привязи у жерди, закрепленной на двух столбах, привязана белая с темными пятнами небольшая лошаденка, ее зовут Волнушка, запряженная в телегу. На телеге папаня набросал сена, чтоб не так трясло по дороге. Встал дедушка еще затемно, чтоб к рассвету доехать до станции. Не Бог весть какая даль, но десять километров, это на поезде быстро, а на лошади по ухабам, больше часа езды. Как-то дедушка ехал со станции зимой и задремал, а лошадь дошла до риги и остановилась, а возница-то спит.
– А, что такое рига?
– Это такой сарай для сена в конце огорода. Так вот дедушка чуть совсем не замерз, хорошо увидели сельчане и привели лошадь и еле живого вытащили деда из саней.
Мой папаня уложит наши чемоданы в телегу, все усядемся на сено и поедем, где шажком, а где под горку, рысцой. Дом у дедушки из красного кирпича под железом. В сенях потолка нет и когда идет дождь, то приятно шуршит по железу, сон приманивает. Летом ты спал в сенях, ну а зимой, конечно, на печи. Помнишь, хоть что-нибудь?
– Не-а, помню, как корову в избу заводили, когда она родить собиралась, я с печки смотрел.
– Почти два года ты жил в деревне. Я как-то зимой приехала тебя навестить, повидать родителей, кой чего привезти, тебе подарок приготовила один красный помидор, а ты спрашиваешь, что это такое? Окошки в доме у дедушки маленькие, почти над самой землей, зимой промерзали наполовину. Ты садился на лавку на колени и рисовал на стеклах, вместо деда Мороза, пока не замерзнут пальцы. Потом опять лез на печку, греться. Там и сейчас нет ни радио, ни электричества, но теперь скоро все будет.
– А как там у папы?
– Узнаем, когда приедем, наверно все есть.
– А когда поедем?
– Не очень скоро. Сначала я напишу папе письмо – получу ответ, а уж потом на поезд.
– Скорей хочу.
– Успеешь, теперь войны больше нет.
В конце первого года войны Николаю Тарасовичу Степанову, работавшему тогда на танковом заводе и считавшемуся опытным рабочим, предложили на выбор. Или на фронт или с заводом в эвакуацию. Степанов выбрал второе. Оборудование погрузили в эшелон и вместе с другими рабочими Степанов эвакуировался в город Куйбышев – ныне Самара. Официально рабочий день был двенадцатичасовой, но работать приходилось всегда больше. Три месяца Степанов работал на казарменном положении. С рабочего места не уходили. Там же в цехах спали, получали паек и работали. Питание было скудное, по несколько месяцев кормили одной какой-нибудь кашей. То овсянкой, то горохом, то перловкой. Уже в Москве, через год Степанов рассказывал.
– Еду в автобусе, народу не протолкнешься, что-то попало под ногу, похоже круглое, нагнулся – картошка. Сунул в карман, не пропадать же добру.
Назначили Степанова бригадиром. Под его началом были мальчишки, не достававшие до станка и им подставляли ящики, и заключенные, которых приводили под конвоем.
– За последними надо было смотреть в оба. Чуть не доглядишь, мерзавцы, смотришь сопрут что-нибудь. К концу войны Степанова перевели в Жигули, в колхоз. Там он стал работать на электроподстанции монтером. Колхоз располагался внутри Самарской дуги Волги. Вот туда и собирались ехать Коля Степанов, восьмилетний мальчик, со своей мамой Ксенией Васильевной Степановой.
Сборы в дальнюю дорогу затянулись почти на три месяца. Надо было накопить денег на билеты, на дорогу. Мать пыталась купить билеты в предварительной кассе, но не получалось, то некогда, то не с кем оставить сына, то поезд отменили, очередь занимать надо с вечера и торчать всю ночь у кассы, то одно, то другое. Наконец, в начале августа чемоданы были собраны, отец ждет, надо ехать. Всего все равно не предусмотришь. Бывает выбрасывают билеты перед самым отходом поезда. За несколько часов до отхода их поезда, мать с сыном отправились на вокзал. Коля сидел на двух чемоданах сразу, а мать бегала в поисках билетов. Долго стояла в различных очередях, спрашивала, упрашивала, но все без толка. Билетов не было. Подошли на перрон к составу. Коля опять остался на чемоданах, а мать пошла по проводникам и проводницам. Вернулась и говорит.
