Девушка лежала на дне деревянной лодки. Убаюканная безмолвием, она была отстранена от всего. Плавное течение реки куда-то медленно несло судёнышко. Девушка умиротворённо созерцала, как на темнеющем небе проявлялись звёздочки. Приближение ночи совсем не пугало её. Сумерки мягко обволакивали, оберегая от волнений и забот. Она чувствовала себя совершенно безмятежной и уже никого не боялась, ни на кого не злилась.
Скоро небо усеяли мириады звёзд, ни одной из которых девушка не помнила и не собиралась вспоминать. Ей было хорошо и легко, думать совсем не хотелось. Тихо плескались о борт волны, и на душе ночной путницы царил полный покой. Сознание покачивалось в такт лодке, пребывая в чудесной невесомости.
Впервые в жизни девушка была совсем одна так далеко от дома. Она никому ничего не была должна, её никто не трогал и не обижал. Сама по себе в своём замкнутом мирке, даже звёзды над головой мерцали безучастно, равнодушно. Лодка медленно плыла, а девушка неподвижно лежала в ней, завёрнутая в лоскутное одеяло. Мягкое, пушистое, оно было когда-то давно, в другой жизни, любовно сшито бабушкой и давало ощущение защиты. Спать не хотелось. Или она уже поспала? Как она здесь очутилась? Убегала от кого-то и смогла оторваться от преследователя?
Девушка разочарованно отметила, что к ней возвращаются мысли. Она уже смутно ощущала, что уплывала от тех, кто причинял ей страдания. И знала, что никогда больше к ним не вернётся. Обратной дороги для неё не было.
Проплывая мимо какой-то деревушки, в редких домах которой приветливо горели огоньки, она на миг подумала о том, что нужно всё-таки взять весло и причалить к берегу, пойти к людям. Ночь была тёплая, но к утру, она помнила, обязательно похолодает. Мысль о возвращении испарилась, как только до девушки донеслись звуки отдалённого детского плача. Нет, у неё не было воли вернуться. И она лежала не шевелясь, а лодка несла её вдаль. Девушка радовалась, что всё осталось позади и можно опять ни о чём не беспокоиться.
Слева показался крутой берег с силуэтами высоких деревьев. Девушка уловила запах сосны. Ей вспомнился счастливый Новый год, когда папа привёз ей из города красивую куклу в пышном белом платье, в голубых туфельках, с чудесными розовыми волосами. Когда девочка выросла, она покрасила свои светлые волосы в розовый цвет, потому что тоже хотела быть красивой.
От этих воспоминаний девушка съёжилась в своей лодке и сильно зажмурила глаза. Ей снова хотелось обрести то состояние, когда она ни о чём не думала. Не вышло. Мысли уже роились в голове, всё больше возвращая её к реальности. На память пришло то, что причиняло невыносимую муку. Когда она покрасила волосы дешёвой краской, которая дала не нежный персиковый оттенок, как на упаковке, а грязно-розовый, местами переходивший в ржавчину, мама отхлестала её дурно пахнущей половой тряпкой. Беззубая соседка назвала Людкой-проштитуткой. В школе учительница отвела девочку в кабинет директора. Там с ней говорили таким ледяным тоном, что душа корчилась от холода. Обсуждали мать, отчима, а потом кто-то предложил поставить на учёт «эту неблагополучную семейку». Но больше всего терзали высказывания о том, что она позорит доброе имя своего отца. Худенькая, угловатая ученица стояла пред грозными, всесильными женщинами и прятала глаза от стыда и душевной боли. Ей было неловко за трещину на ботинке, за застиранную юбку, за весь свой нелепый вид. В классе одноклассники, как обычно, смеялись над ней и обзывали Барби из помойки. Они давно презирали Люду за бедную одежду и старый кнопочный телефон.
Девушка поймала себя на мысли, что вспомнила своё имя, которое забыла от сильного удара по голове. Конечно, её звали Людмилой, как и бабушку, которая когда-то заплетала ей косички и приговаривала:
– Люд-мила значит людям мила. Значит, моя лапонька, люди будут любить тебя. Слышишь, внученька?
Маленькая Людочка улыбалась и шёпотом повторяла за любимой бабушкой:
– Люд-мила. Людям мила.
А потом добавляла, присюсюкивая, зная, что ею любуются:
– Бабуська, а меня в садике Милочкой называют… Так можно же?
– Можно, Людонька, можно, внученька.
И лицо бабушки расползалось в радостной улыбке, а морщинки на щеках превращались в лучики. И девочка говорила:
– Бабушка, у тебя лицо как солнышко и как блинчик, потому что на нём пятнышки!
Бабушка запрокидывала голову и весело хохотала, при этом её огромные ноздри раздувались, как паруса. Девочка удивлённо смотрела то на пожилую женщину, то на стоящую на тумбочке фотографию. На ней жених и невеста – дедушка и бабушка – были молодые и красивые. Она думала, неужели она станет такой же старенькой, а лицо её тоже будет в крапинку. Пытаясь представить себя старушкой, девочка весело прыскала в ладошку. Как она была счастлива тогда и не знала об этом!
Дно лодки когтисто процарапали коряги, а потом судёнышко понесло чуть быстрее. Людмила бесстрастно предположила, что это водяной играет с ней и хочет утащить к себе. Как в том страшном рассказе о мальчиках в ночном. Девушка хотела вспомнить название, но не могла. Всплыло имя Павлуша, которое отдало болью в виске. Девушка попыталась переключить свои мысли, которые беспокойными личинками закопошились в голове. Как в защитную лазейку, она поспешила юркнуть в другие закоулки памяти (только бы больше не думать о Павлуше): «Вот ведь совсем не испугалась водяного, хоть и трусиха. Всегда была такой! И к бабушке, когда с ней случилось это, не подходила из-за страха. Бессовестная!»
Бабушка сильно заболела, а однажды её лицо страшно перекосило. Она перестала смеяться и прятала щёку за платком. А Людочке было неприятно к ней подходить. Папа несколько раз возил свою мать в райцентр, но там либо не было врача, либо выстраивались огромные очереди страждущих со всего околотка. А отцу всегда было некогда. Неулыбчивый, хмурый, он постоянно куда-то спешил и, когда его отвлекали, раздражённо восклицал: «У меня нет времени! Я ничего не успеваю!» Девочке казалось, что он не принадлежал ни себе, ни семье, а был заложником своей работы. Мама, у которой в тот тяжёлый год разболелась спина, тоже не могла помочь свекрови. Однажды промозглым и тёмным осенним утром баба Люся не проснулась. Мама сказала: «Отмучилась, страдалица наша, ушла в лучший мир». Девочка услышала от приехавших на вызов врачей, что у неё удар. Ей было невдомёк, кто мог ударить её любимую бабушку. За окном беспрестанно плакал дождь, и Людочка тоже плакала, кутаясь в лоскутное одеяло. Потом в дом принесли ящик, пахнущий хвоей, а Людмилу отправили ночевать к дальним родственникам.
