Парень и девушка бежали вниз по лестнице серого, похожего на склеп, подъезда. Дорожные сумки норовили унести на себе грязно-рыжую побелку обшарпанных стен, а вместе с ней и давящее предчувствие необратимой угрозы. Ребята спотыкались, охваченные первобытным животным страхом, но продолжали резво скакать, минуя сразу пару ступеней, рискуя в любую секунду потерять равновесие и кубарем скатиться в прохладу первого этажа, едко пахнущего человеческими испражнениями. Вдогонку им сыпались острые ножи проклятий и бранных слов. «Чтоб вы издохли, чтоб не покинули живьем этого города!» – голосили лестничные пролеты. Уже толкая дверь подъезда и перекидывая в другую руку сумку, девушка подняла вверх глаза полные ужаса:
– Да что же с ними не так? Неужели все это реально?
– Не знаю, – помотал головой парень. Резко, точно вспомнив о чем-то очень важном, коснулся подбородком кожаного ремешка старого фотоаппарата на своей груди, – хорошо, что он уцелел! Я думал все! – И в спешке ударил ногой по ржавой жести, чтобы та изрыгнула их поскорее на солнечный свет.
На вокзале было пусто. Только какой-то нетрезвый молодой человек лазил по урнам и грозил искалечить любого, кто не даст ему денег. Слова были обращены липким банкам из-под пива, а ребятам казалось, что только им. Девушка дрожала. Даже шелудивые коты, которых она жалела всюду, где бы ни бывала, здесь вызывали протест и отвращение. Их глаза принадлежали не природе, а самому дьяволу, живущему в сердце города. Впервые ей захотелось, чтобы автобус, подъезжающий лениво к пыльному, изъеденному временем, бордюру, раздавил хоть одного. Но и автобус выглядел так, словно был в сговоре и с котами, и с этим диким городом, и с его чумными обитателями. Парень без конца оглядывался, точно пытаясь отыскать кого-то среди разбитых лавочек и грязных урн. Поднимая с потрескавшегося асфальта сумки и вскидывая их себе на плечи, он еще раз обернулся и, тяжело вздохнув, поднял ногу на ступеньку.
Пока ребята забирались внутрь и показывали водителю билеты, последний трижды им нагрубил. Опустившись в теплую, вспотевшую от чужих тел, мякоть сиденья, девушка перекрестилась, а когда автобус, наконец, тронулся и вокзал поплыл вместе с котами и бранящимся пьяницей, оставаясь позади, она, вдруг опомнившись, пристально посмотрела на своего попутчика:
– А Костик? Как же он?
– Придется уезжать без него! Мы ничего не можем сделать! – качнул головой парень, и его взгляд остановился на спинке сиденья, будто лицо Костика находилось там и могло дать ответ, куда же он запропастился.
Вечером того же дня на скалах было найдено истерзанное тело обнаженного молодого мужчины. Штормящее море и острые камни изуродовали его до неузнаваемости, а отсутствие одежды, документов и вещей так и не позволило установить личность. Очередной бомж, коих здесь много! Нелепая случайность, неосторожность. И лишь темная бороздка на шее, свидетельствовала о признаках насильственной смерти. К сожалению, интересна она была только соленой воде, да любопытным чайкам.
Для творческой Полины поездка на поэтический фестиваль была ожидаемой, правда, своему жениху Глебу, страстному фотолюбителю, она сказала об этом в самый последний момент. И хорошо бы подготовила его перед новостью о своем участии в литературном круговороте заранее, ведь знала же, что ехать придется, сердцем чувствовала, так нет, сходу выпалила, что через месяц в дорогу. Как ни странно, Глеб совсем не удивился, только одна бровь выгнулась крутой дугой, поползла к мелированной челке. Потом замерла, остановилась и вернулась на прежнее место.
– А что? – многообещающе улыбнулся Глеб. – Можно! Да, рванем!
Такого скорого согласия Полина никак ждать не могла, поэтому замешкалась, полагая что ее жених шутит.
– А как же предстоящая свадьба, деньги?!
– До свадьбы накопим! – хмыкнул Глеб. – Еще целых восемь месяцев. Зато я… – Глеб сделал долгую паузу и его глаза жарко заблестели. – Зато я теперь точно свою вещицу опробую!
Он склонился над тумбочкой и поднял резким движением с заставленной всевозможными флакончиками и тюбиками Полины поверхности кожаный футляр. Взмахнув футляром над головой, будто в его руках был редкий трофей, Глеб выудил из него старый, совсем несовременный, фотоаппарат.
– Ты только взгляни, какое чудо! – облизал парень губы, рассматривая вещь. – Это же настоящее сокровище! Представляешь, он был, когда нас на свете еще совсем не было, и наших родителей тоже! Можешь вообразить, какие люди, какие предметы замирали перед его объективом? И самое удивительное – он рабочий! Подходит современная 35-ти миллиметровая пленка…
– И что… – оборвала восторженный монолог своего жениха Полина. – Не проще ли цифровой фотик взять!
– Чепуха! – нервничал Глеб. – Цифрой сейчас никого не удивишь. А это… Это настоящий инструмент для профессиональной съемки. В него добавлен кабельный синхроконтакт с регулятором упражнений синхронизации. А тип затвора, ты только представь, шторно-щелевой, с горизонтальным движением матерчатых створок. И вот странное дело, – Глеб покрутил скобы замков фотоаппарата, щелкнул задней съемной стенкой, – в нем и кассета, и катушка приемная. Все на месте! Только пленку купить и готово!
– Ну и что? Можешь даже не продолжать, ни одного слова не поняла! – пожала плечами Полина.
– А вот что! – Глеб навел объектив на девушку, покрутил заводную головку и нажал на спусковую кнопку. – Я тебе такие снимки забацаю, когда ты со сцены свои стишки декламировать будешь!
– Стишки? – пришла в себя Полина после некоторого оцепенения, которое бывает со многими перед внимательными зорким объективом. – Стишки?
– Брось, не сердись, стихотворные произведения, – поправил сама себя Глеб. – Эх, а я такой дальней дорогой столько храмов на него отщелкаю! Вся наша Родина состоит из храмов и религий. Класс, после такого тура можно и персональную выставку выклянчить!
Глеб любил смотреть на жизнь сквозь призму фотообъектива. Казалось, она видоизменяется и носит совсем другой оттенок реальности. Это как в детстве – рассматривать мир через зеленое или желтое бутылочное стекло. Те же люди, машины, деревья, дома, а все же что-то по-иному. Высокий, худощавый, рациональный, хотя в душе немного романтик, он презирал правила и рамки. Свойственные ему чувства стиля, индивидуальности позволяли выделяться из толпы. Наверное, именно поэтому, когда в его руки попал старый, времен СССР, фотоаппарат, Глеб напрочь забыл о своей модной цифровой камере и несколько месяцев к ряду корпел над интернет-инструкциями. Во всем хотелось дойти до самой глубокой истины, и если что-то не получалось, Глеб пытал сам себя вопросами, почему еще в 56-ом люди могли, а он – на рассвете двухтысячных – никак не справится. Когда раритетный фотоэкземпляр оказался в любопытных руках, и эти руки смогли приручить его, Глеб понял: такая уникальная вещица не одного зеваку заставит остановиться на городском проспекте, гадая, что это за доисторический одноглазый повис на груди молодого стиляги и кто его обладатель.
