Я смотрю в окно на голубей, сидящих на проводах. Я люблю голубей. Спрашиваю Серого:
– Твои друзья?
Он молчит, только крутит своей головой, посматривая на меня. Месяца три назад мой внук принёс домой голубя с покалеченной лапой. Ему дали имя Серый, подлечили его и отпустили. Теперь он часто слетает к нам на подоконник с крыши нашего дома, под которой квартируется. Лапа его зажила, правда, Серый немного прихрамывает. Мы всегда подкармливаем его дома. Ничего не оставляем на подоконнике, чтобы не устроить голубиную столовую и не поссориться с соседями, которые живут этажами ниже. Наша квартира на последнем этаже, сверху только голуби. Серый привык к такому распорядку, и если голоден, а голоден он часто, то плюхается на подоконник и стучит в стекло.
Цепочка голубиных историй связывает поколения нашей семьи, может поэтому я и люблю этих птиц, которых мало кто жалует. Мне нравятся их оранжевые глаза и то, как они поворачивают голову набок. Мне нравится их радужное ожерелье на шее, почти всегда разное. Мне нравятся их переливчатые голоса под крышей и хлопанье крыльев по утрам. Когда я слышу или вижу их, я вспоминаю своего папу. Своего лучшего друга. Человека, который научил меня умению наполнять свою жизнь, наблюдать за всем вокруг, научил меня думать. Человека, который подарил мне меня.
Моя жизнь, как случайно рассыпанные кусочки пазла, которые я с любовью пытаюсь собирать в одну большую, дорогую сердцу картину. Вижу лицо папы, он улыбается. А вот и ещё лица: бабушка, мои сыновья, мой внук. Это занятие требует любви и терпения, хочется соединить все частички мозаики правильно и проникновенно, чтобы картина ожила. Чтобы воспоминания о прошлом моей жизни, мечты о будущем, радостные и печальные события, смех и грусть переплелись, и повесть, которую я хочу сложить и подарить своим детям и внуку, засияла и осветила их путь как солнце. Я смотрю в окно. Голуби на проводах. Электричество, бегущее по этим проводам, представляется мне беспрестанным вечным течением жизни, а птицы, сидящие на них такими же уязвимыми и одновременно смелыми как люди.
Отправная точка. Я и папа
Мне лет шесть. На улице раннее летнее утро. Сегодня я выбежала во двор ещё раньше обычного. Сегодня из санатория возвращался папа. Я вскочила, как только начало рассветать, натянула розовые шорты с аппликацией на кармане. Папа привёз мне их откуда-то. Сейчас мне кажется ,что на аппликации был смайлик, но тогда в начале 70-х, их не было. Так что думаю – это был колобок или солнышко. Пусть будет солнышко. Мама причесала меня и заплела косы.
– От подъезда не уходи, – сказала она, серьёзно посмотрев на меня. Я тряхнула косичками, схватила книжку и выбежала на улицу. Забравшись на развилку дерева, я долго смотрела в ту сторону, откуда по моим подсчётам должен был появиться папа. Потом спрыгнула на землю и уселась на лавку у стола, на котором по вечерам играли в домино мужчины из нашего дома, и открыла книгу. До сих пор помню своё ощущение от неё. И от содержания, и от картинок, и даже от запаха – старого и сухого. Называлась она "Гном из Забытой страны">1. Я взяла её почитать у соседской девочки, моей подружки, и влюбилась на всю жизнь. Периодически я выпрашивала у неё эту книгу и перечитывала, снова и снова путешествуя с Солнышем и оплакивая Пушинку. Когда мы уже были подростками, подружка заявила, что сдаст в макулатуру "старую глупую книжку" в обмен на модных тогда Дюма и Дрюона. Я, чуть не плача, предлагала ей кипы старых газет в обмен на "Гнома", но она из какой-то непонятной вредности не согласилась. Когда появились электронные книги, я нашла мою детскую любовь в пиратской библиотеке и скачала её. Теперь у меня никто её не заберёт.
В то утро я в очередной раз плыла вместе с Солнышем. Может быть я придумала это позже, но мне кажется, что я как раз читала вот эти слова:
– Иди и помни, – сказали ему звёзды, – храбрые и терпеливые всегда побеждают, – когда позади раздался тихий улыбающийся голос. Родной голос папы:
– Как дела у Солныша?
Я уронила книжку и взлетела вверх, подброшенная руками папы, который появился совсем с другой стороны. Думаю, я спрашивала у него об этом и раньше, но запомнила именно этот раз. Когда он держал меня над головой, я ткнула ему в ямку на лбу слева:
– Это след от пули?
Папа покачал головой и опустил меня на землю:
– Сначала расскажи-ка мне, кормила ли ты голубей?
У него была особая трепетная любовь к этим птицам. Мы кормили их круглый год. Ходили на небольшой пустырь за больницей и кидали им крупу, семечки и хлеб. А зимой, втихаря от мамы, подкармливали их на балконе. Та, конечно, догадывалась отчего это голуби облюбовали его, но никогда не ругалась, а просто делала вид, что удивляется.
Однажды в гостях у каких-то знакомых родителей мы сидели за столом, и хозяин с гордостью сказал нам, что сейчас он угостит всех рябчиками. Я не знала, что это такое. Вернее мне были известны только одни рябчики. Такая трава с толстыми мясистыми стеблями, с которых мы с дворовыми приятелями сдирали пушистую в черных точках кожицу, а сердцевинку ели. Вкус у неё был похож на редиску. Тогда за столом я ожидала увидеть что-то подобное. И когда мне дали тарелку с кусочками мяса, я заявила – это не рябчики, рябчики – это трава. Тётя, сидящая напротив, захохотала и стала мне объяснять, что на самом деле – это такие птички, как голуби. У меня случился шок, и нам пришлось уйти, потому что я начала реветь и никак не могла успокоиться. В общем, рябчиков я так и не попробовала за всю свою жизнь, хотя возможность и представлялась.
У папы было три страсти: книги, кулинария и голуби. Он научил меня читать в четыре года, и я до сих пор не останавливаюсь. Помню мой дядя, младший папин брат, подарил мне зелёный фонарик, и когда меня отправляли спать, я залезала под одеяло и читала, освещая им страницы книги. Папа, зная об этом, никогда не отбирал у меня его. Он, выждав какое-то время, заходил ко мне в комнату, где я замирала, едва дыша и в своем укрытии, и садился ко мне на кровать. Помолчав, папа говорил, что понимает как трудно оторваться от чтения, но нужно спать, предлагал мне попробовать отложить книгу и, закрыв глаза, сочинить собственную историю или попутешествовать в стране Подушкино. Я отдавала ему фонарик, закрывала глаза и начав придумывать какие-нибудь волшебные события, засыпала. Позже этот повторяющийся диалог, сократился до одной папиной фразы. Вернее, вопроса: "Ну что, сегодня сочиняешь или сразу в Подушкино?" Я сейчас не помню снов-приключений и историй, которые выдумывала, кроме одной, которую позже записала. Но я всегда рассказывала их папе, который слушал их очень внимательно.
