Кампания по сбору пожертвований «Спасем Венецию!» началась, как обычно принято на подобных светских мероприятиях, с коктейлей «Беллини» и крошечных канапе с паштетом из кальмаров. Гости поглощали закуски под увертюры самых знаменитых итальянских опер, исполняемых искусными музыкантами, которые расположились как раз под фреской работы Тьеполо. Женщины в расшитых цехинами платьях и их спутники в смокингах выходили из обшитых тиком речных трамвайчиков vaporetti на частный причал возле дворца Ка'Реццонико. Устроители искренне надеялись на то, что крепкие напитки и мысли о погружающихся в песчаный грунт прекрасных палаццо опустошат кошельки приглашенных с легкостью, которой могут позавидовать детишки-карманники на пьяцца ди Сан-Марко.
Сглатывая набегающую слюну, организаторы акции приветствовали прославленного немецкого модельера, американского владельца инвестиционного фонда и чопорного британского драматурга. Для поддержания должного уровня показателя красоты были наняты фотомодели, поскольку миллиардеры на ближней дистанции не отличались привлекательностью.
Однако сразу же после полуночи произошла непредвиденная трагедия, которую впоследствии карабинеры назвали «cascata dei corpi» – «человеческим водопадом»[1]. Все началось с того, что один из младших представителей саудовской королевской семьи, к смятению окружающих, внезапно разразился хриплыми воплями, проломил головой огромное панорамное окно и рухнул в темноту. А вскоре к нему присоединился американский промышленник-миллиардер: он бросился в воду вовсе не спасать араба, как сперва предположили очевидцы. Это были первые жертвы.
Глазам потрясенной молодой пары из Янгстауна, штат Огайо, проводившей в Венеции медовый месяц и плывшей на гондоле по Гранд-каналу, предстало ужасное зрелище. Из окон сверкающего палаццо вываливались тела. Внутри царила паника. Как впоследствии вспоминали свидетели, лишь очень немногие из присутствующих в тот вечер во дворце отличились храбрым поведением. Когда все закончилось, на поверхности Гранд-канала плавало восемь трупов: семеро были облачены в шикарные наряды, а один бедолага – в стандартную одежду официанта.
Венецию охватила паника. Впрочем, в Италии это нисколько не мешает большинству горожан по-прежнему околачиваться перед кафетериями, потягивая любимый эспрессо и сухое игристое просеко. Площадь святого Марка была забита гуляками и туристами.
Но что привело людей к самоубийству? Или их несчастные души были уже мертвы к тому моменту, когда тела коснулись воды? Невзирая на гам, поднятый армией международных юристов, которые тотчас слетелись в Венецию, как хищные коршуны, и требовали отдать им усопших, венецианские судмедэксперты исполнительно препарировали и исследовали останки. Находчивые медики быстро разместили трупы в соседней церкви Христа Искупителя, поскольку тесный городской морг был переполнен. Да и прохладный мраморный интерьер храма казался более предпочтительным вариантом, чем ближайший фруктовый склад.
Поскольку все умершие, за исключением официанта, были иностранцами, и притом весьма богатыми, событие попало в заголовки мировой прессы. Венецию осаждали съемочные группы. Воды Гранд-канала перед дворцом Ка'Реццонико заполонила флотилия журналистских лодок. Водители местных речных такси набивали карманы пачками евро. Под конец прибыли толпы юных поклонников Хильды Свенсон, восемнадцатилетней шведской поп-звезды, чьи светлые волосы, по рассказам, обрамляли ее голову, покачивающуюся на волнах, будто нимб. Ее чихуахуа так и не нашли, но предполагалось, что собачка после падения уцелела, и на ее поиски была брошена полиция.
Специалисты по анализу мест преступлений и эксперты по борьбе с терроризмом прочесали здание и допросили поставщиков провизии. Это была не бомба, не ядовитый газ и не смертельный вирус. «От чего они умерли?» – вопрошал итальянского главу государства американский президент, потерявший крупного спонсора своей предвыборной кампании.
Ответ оказался не самым информативным, но он позволял Il Primo Ministro[2] «сохранить лицо», по крайней мере, до той поры, пока не удастся выжать из чертовых ученых что-нибудь подходящее.
«От страха», – ответствовал итальянский премьер.
Сара взяла конверт и приложила его к носу. Она обладала исключительным обонянием, и сейчас запах плотной почтовой бумаги вызывал у нее беспокойство.
– Я бы сказал, что это письмо, – заметил Бейли, деливший с Сарой крошечную контору на верхнем этаже Эксетер-холла.
Выпускникам-музыковедам всегда доставались худшие помещения. Комнатушка не отапливалась зимой, летом в ней царила удушающая жара, а еще здесь постоянно пахло мышами.
– Вижу…
Сара передвинула принадлежащую Бейли фигурку трубадура на пару сантиметров влево, зная, что это выведет его из себя. Им обоим нравилось выискивать хитроумные способы поддеть друг дружку. Бейли являлся специалистом по мадригалам, последняя работа Сары в бостонском институте Торо была посвящена недавно возникшей области музыкальной нейропсихологии. Почти целую неделю Сара рассуждала вслух о различиях в восприятии высоты звука в мозгу у музыкантов и немузыкантов и о том, могут ли последние вообще осмыслить такое понятие, как высота звука. Бейли лишь скрипел зубами, хотя месть Сары была справедлива: он ведь тоже постоянно крутил на своем проигрывателе мадригал «Привет, о, вы, весенние бутоны!», который невероятно ее раздражал.
Сара разорвала увесистый коричневый бумажный пакет, и к ней на колени выскользнуло его содержимое – толстая пачка бумаги, аккуратно перевязанная коричневой бечевкой. Бейли подобрал пустой конверт, который она кинула на стол.
– Дворец Лобковичей, Прага, Чешская республика…
– Я умею читать, Бейли, – отозвалась Сара, развязывая бечевку. – И потом, надо произносить «Лóб-ко-виц».
Она была заинтригована. В начале восемнадцатого века князь Лобковиц оказывал значительное содействие Гайдну и Бетховену, а каждый из композиторов в знак благодарности посвятил покровителю некоторое количество сочинений. Саре и в голову не приходило, что семья Лобковицев существует до сих пор, если это были потомки тех же самых Лобковицев.
Сара пожала плечами и уставилась на пачку бумаг. Та подозрительно напоминала… деньги! Невольно разинув рот, Сара присмотрелась к ней повнимательнее.
– Чешские кроны, – отметил Бейли, наклоняясь над ее плечом. – Кстати, пересылать деньги почтой незаконно.
Сара исследовала увесистую пачку. Изображенный на купюрах король с курчавой бородой пристально разглядывал что-то, находившееся как раз за левым обрезом.
