Спой же песню мне, Глеб Кржижановский!
Я сквозь слезы тебе подпою
>{74},
подскулю тебе волком тамбовским
на краю, на родимом краю!
>{75}На краю, за фабричной заставой
силы черные злобно гнетут.
Спой мне песню, парнишка кудрявый,
нас ведь судьбы безвестные ждут
>{76}.
Это есть наш последний, конечно,
и единственный, видимо, бой
>{77}.
Цепи сбрасывай, друг мой сердешный
>{78},
марш навстречу заре золотой!
>{79}Чтоб конфетки-бараночки каждый
ел от пуза под крышей дворца —
местью правой, священною жаждой
немудрящие пышут сердца
>{80}.
Смерть суровая злобным тиранам,
и жандармам, и лживым попам,
юнкерам, гимназисткам румяным,
толстым дачникам и буржуя́м!
>{81}Эх, заря без конца и без края,
без конца и без края мечта!
Объясни же, какая такая
овладела тобой правота?
>{82}Объясни мне, зачем, для чего же,
растирая матросский плевок,
корчит рожи Европе пригожей
сын профессорский, Сашенька Блок?
>{83}Кепку комкает идол татарский,
призывая к порядку Викжель
>{84},
рвется Троцкий, трещит Луначарский,
только их не боюсь я уже!
>{85}Я не с ними мирюсь на прощанье.
Их-то я не умею простить.
Но тебя на последнем свиданье
я не в силах ни в чем укорить!
>{86}Пой же, пой, обезумевший Павка
>{87},
и латыш, и жидок-комиссар
>{88},
ясный сокол, визгливая шавка,
голоштанная, злая комса!
>{89}Пой же, пой о лазоревых зорях
>{90},
вшивота, в ледяном Сиваше
>{91}.
Пой же, пой, мое горькое горе,
кровь на вороте, рот до ушей!
>{92}Мой мечтатель-хохол окаянный,
помнят псы-атаманы тебя,
помнят гордые польские паны.
Только сам ты не помнишь себя
>{93}.
Бледный, дохлый, со взором горящим,
пой, селькор, при лучине своей,
>{94}пой, придуманный, пой, настоящий
глупый дедушка Милы моей!
>{95}Мой буденовец, чоновец юный,
отложи «Капитал» хоть на миг
>{96},
погляди же, как жалобно Бунин
на прощанье к сирени приник!
>{97}Погоди, я тебя ненавижу,
не ори, комиссар, замолчи!
Черной молью, летучею мышью
плачет дочь камергера в ночи!
И поет, что поломаны крылья,
жгучей болью всю душу свело,
кокаина серебряной пылью
всю дорогу мою замело!
>{98}Из Кронштадта мы все, из Кронштадта,
на кронштадский мы брошены лед!
Месть суровая всем супостатам,
ни единый из нас не уйдет!
>{99}И отравленным черным патроном
с черной челочкой Фанни Каплан
на заводе, заметь – Михельсона! —
разряжает преступный наган
>{100}.
Эй, поручик, подайте патроны,
Оболенский, налейте вина!
>{101}В тайном ларчике ваши погоны
Петька Анке показывал щечки,
плыл Чапай по Уралу-реке
>{103}.
Это есть наш последним денечек,
блеск зари на холодном штыке!
>{104}И куда же ты, яблочко, катишь?
РВС, ВЧК, РКК.
Час расплаты настал, час расплаты,
так что наша не дрогнет рука!
>{105}И, подвысив звенящие шашки,
рубанем ненавистных врагов,
ты меня – от погона до пряжки,
я тебя – от звезды до зубов
>{106}.
Никогда уж не будут рабами
коммунары в сосновых гробах,
в завтра светлое, в ясное пламя
вы умчались на красных конях!
>{107}Хлопцы! Чьи же вы все-таки были?
Кто вас в бой, бестолковых, увлек?
Для чего вы со мною рубились,
Стул в буржуйке потрескивал венский.
Под цыганский хмельной перебор
пил в Констанце тапер Оболенский,
а в Берлине Голицын-шофер
>{109}.
Бились, бились, товарищ, сражались.
Ни бельмеса, мой друг, ни аза.
Так чему ж вы сквозь дым улыбались,
Погоди, дуралей, погоди ты!
Ради Бога, послушай меня!
Вот оно, твое сердце, пробито
возле ног вороного коня
>{111}.
Пожелай же мне смерти мгновенной
или раны – хотя б небольшой!
Угорелый мой брат, оглашенный,
я не знаю, что делать с тобой
>{112}.
Погоди, я тебя не обижу,
спой мне тихо, а я подпою.
Я сквозь слезы прощальные вижу
Погоди, мой товарищ, не надо.
