Жека хотел опять встать, но тут в аллею, как бы нехотя повернули сержанты.
– Милиция! – негромко рявкнул Миша.
– Нам это по барабану, – сказал Юра, – у меня жена – дочь директора завода, – и кстати обнял Галю, которая ради справедливости его поправила:
– Не директора, а главного инженера.
Более того, – мягко добавила она, – я обречена заниматься проституцией.
– Почему? – успел ошарашенно спросить Юра, пока еще сержанты не дошли до Заведения, ибо двигались весьма вальяжно, как будто были не местными милиционерами, а такой сладкой парочкой, как Камилла Палья и Грэм Грин. Или Мария Каллас со своим уже Онассисом.
– Иначе я просто на просто равнодушна к этому делу. Я имею в виду к сексу, да и вообще к любому траханью.
– То вы тут ошиваетесь без конца, то вас не дозовешься! – приветливо рявкнула барменша.
Милиционеры устало брякнулись на последний из оставшихся здесь столов.
– Вина и женщин, – весело сказал один из них. А другой добавил:
– Но сначала к делу.
– Вижу вам не до дел, – сказала барменша. – Устали. Шли, шли из ментовки, аки евреи из плена египетского через моря и окияны. А ведь здесь всего пятьсот метров!
– Тихо! – поднял руку Вася и положил на стол пустой планшет.
– На кого будем писать заяву, хозяйка? – спросил второй, Валера. – На всех?
– Да, как обычно: пиши на всех.
– О чём? – спросил Вася.
– Организация мордобоя напополам с публичным домом.
Сержанты обернулись в разные стороны.
А, впрочем, эта книга о красивых и симпатичных девушках.
Эпиграф
Ты меня любишь?
А как ты меня любишь?
– Кто? Что? Какой, еще Граф? Нет, вы меня разыгрываете, или правду говоришь?
– А ты как думаешь? – спросил я.
– Я как думаю?! Я сейчас ничего не думаю. И знаешь почему? Голова шумит с похмелья. Или ты хочешь принести выпить? Ты кто такой вообще?
– Граф М.
– И что это значит? Граф Монте Кристо, что ли? Я тебя спрашиваю, ты кто такой? – она помолчала, и сказала, что если есть деньги, то: – Мы можем встретиться в парке.
– Я хотел приехать к тебе, но забыл…
– Забыл, где я живу? Я так и знала.
– Почему?
– По кочану. Все забывают. Не поверишь, кому ни дашь – больше никто не приходит. Хотя я беру недорого. Ты даже представить себе не можешь до чего дело дошло.
– А именно?
– Иногда приходится давать за пачку сосисок, ну и плюс оплата такси. Редко кто дает еще полтинник на завтрашний завтрак.
– Может…
– Не в этом дело, – перебила она меня, – просто ты представить не можешь ситуацию. Ни у кого нет денег.
– Неужели так бывает?
– Только так и бывает почти всегда. Думаю, госбанк печатает недостаточно денег. Так нельзя делать. Обрекают народ почти на сплошное безденежье. Ну, ты все сказать? Сказал. А то мне некогда. Тем более, еще возможно убраться придется.
– Может произойти что-то неожиданное? – спросил я, так как не понял, почему убраться будет можно, а почему нельзя.
– Прости, я не поняла, ты кто? Я это спрашиваю в том смысле, что в тебе есть что-то знакомое. Ты не этот, как его? Впрочем, по барабану, пригласи меня в парк.
– Днем?
– Ночью туда уже никто не ходит.
– А днем ходят?
– Разумеется.
– Я не понимаю, что делать в парке днем?
– Ну, а что я могу тебе сказать? Удивительно, вот и все. Я щас трахаюсь только днем. Впрочем, может быть, тебе это неизвестно. Ты кто вообще?
– А ты? – спросил я для смеха. – Я думал, это телефонная станция. – Она бросила трубку.
Я сел за столик, но меня попросили уйти, так как я ничего не заказываю.
– Холодное пиво есть?
– И так жара, – сказала барменша, – зачем тебе еще холодное пиво.
– Фантастика. Кстати, – добавил я, – это какой город?
– Там все написано, – сказала барменша.
– Где? – не понял я и машинально взглянул на вывеску.
– В Африке, – сказал один из парней за столом.
– А это Африка?
– А что же это еще?
– Нет, я думал, это какая-то деревня.
Я отошел на двадцать метров и сел на скамейку. Уже хотел подняться и уйти совсем, как появилась она.
– О, привет! – сказала она, когда уже прошла мимо и обернулась.
– Я тебе не звонил, – сказал я. А она ответила:
– Ах, это ты звонил! – и села рядом.
– Зайдем в шашлычную?
– Это шашлычная? – я показал на кусты, за которыми скрывался навес с деревянной косой решеткой и стенами.
– Оттуда идет дымок, – ответила она, – а я хочу есть. – И добавила:
– Ты там уже был? Картофельное пюре с котлетой там есть?
– Возможно, они там всегда есть.
– Вот и я думаю, возможно. А вдруг нет? Я ведь уже настроилась.
– Ты так хочешь есть?
– Я пила три дня. Ты представляешь, меня три дня трахали, а есть не давали.
– Почему?
– У них ничего не было.
– Зачем тогда было с ними ходить? – удивился я.
– Обещали, что деньги будут.
– Сколько они тебе должны?
– С каждого по тысяче.
– Итого три тысячи?
– Да. Хотя, если честно, я обещала им сделать скидку.
Мы сели за столик у другой стены. Потому что у той, у левой от входа так и сидели трое парней, а по середине уже находились две девушки. Молодые и, можно сказать, красивые. Но курили. Одна, правда уже не курила, но дымящаяся сигарета лежала наготове. Правда, на той же тарелке, что картофельное пюре.
– Котлеты, наверное, не очень вкусные, – сказал я.
– Почему? Ты на нее не смотри, – Наташа кивнула на соседний столик.
– Думаешь, без пива она не привыкла завтракать?
– Дело не совсем в этом. Ей тоже вчера не заплатили. Все малолетки хотят без денег. Но она не потому много не ест, что денег мало, а потому что расстроена.
– Опять не заплатили? – удивился я. И добавил: – Не люди, а какие-то… какая-то…
– Скотобаза. Конечно.
– Зачем тогда надеяться, что заплатят?
– Иногда у них бывают деньги. Здесь во всех деревнях делают двери, зарплата большая.
– Сколько?
– Не знаю точно, я сбилась со счета. Доллар меняется, а мои мозги за ним не успевают. Но где-то тысяч пять, или десять, я думаю.
– Сколько это будет в долларах?
– Надо разделить на шесть.
– Рядом с тобой я что-то тоже потерял способность делить и умножать.
– В каком смысле? Если хочешь, мы можем прямо сейчас отойти за эти кусты, и ты меня трахнешь. Пойдем? Нет, подожди, я сначала доем котлету с картофелем пюре. А то как знать, когда опять подадут. Между прочим, у меня уже есть ребенок. Где взять деньги на прокорм – неизвестно. Вроде бы придумали выход вместе со Светкой заняться основательно проституцией – никакого толку.
– Почему?
– Народ не привык платить за удовольствие. Нет, за котлеты с картошкой они платят, а за это не хотят. Не приучены, мать их. Все бы просто так, по любви. Скоты. Одно слово:
