Время летит незаметно и одинаково для всех быстро: и для тех, кто его торопит, и для тех, кто стремится в мыслях замедлить его неумолимый ход вперед. Много было причин, по которым уже с самых ранних лет государь Иван поторапливал время, чтобы как можно быстрее вырасти и посчитаться с кем надо, давно надо бы…
Он, действительно, в последние год-полтора очень быстро рос и развивался, и в свои отроческие тринадцать лет выглядел сущим верзилой – с тонким крючковатым носом, немного смугловатым лицом, подернутым стыдливым юношеским румянцем – с перемешавшимися наследными приметами византийских, татаро-литовских и московских предков венценосного рода Рюриковичей.
Этот верзила-отрок много читал – пусть бессистемно и без должного присмотра учителей – зато самостоятельно поставил заманчивую цель: стать образованнейшим государем в Европе. Он уже прочитал множество книг и даже наизусть знал Библию, что было предметом его особой гордости, как раз к моменту возведения на митрополичий престол Макария Новгородского. Именно после прихода в Москву этого владыки-книжника, поразившего Ивана целью своей жизни собрать в одной грандиозной по объему книге – «Великих Четьих Минеях» – все житийные сочинения самого разного характера, «которые в Русской земле обретаются», от «Просветителя» Иосифа Волоцкого до историко-географических трудов Космы Индикоплова, Иван, наконец-то, обрел своего первого по жизни наставника.
Что сблизило их, две полные противоположности в человеческом плане – спокойного, рассудительного, уравновешенного и молчаливого книжника, владыки Макария, и пылкого, по-мальчишески непосредственного, артистичного, но крайне неуравновешенного, впечатлительного с обостренным нервным темпераментом Ивана?.. Может быть, мистика самого появления на свет нового русского государя?.. Хотя, надо отдать ему должное, мудрый владыка всячески избегал при встречах с Иваном рассказывать о своих доверительных отношениях с отцом его, Василием, причастным и к возведению Макария на Новгородскую епископскую кафедру, и к слезным просьбам – молений о чадорождении – во время паломничества по монастырям Василия и его юной супруги Елены Глинской.
Но в долгих философских и богословских беседах с Иваном-государем митрополит отводил душу. На владыку Макария неизгладимое впечатление произвели два факта из жизни отрока-государя: во-первых, о его переживаниях и страшном нервном потрясении, когда в его спальне новгородцы с ведома бояр Шуйских чуть не умертвили опального митрополита Иоасафа, место которого на духовном престоле занял Макрий. А во-вторых, юный государь оказался одним из немногих людей на Русской земле, которые наизусть знают Библию – назубок, от корки до корки. К таким немногим избранным относился – с некоторыми оговорками – и сам новый митрополит.
– Неужто всю Библию назубок знаешь, государь? – изумился, только что узнав об этом, мудрый старец, недоверчиво покачивая головой. – Мало таких людей на многострадальной земле Русской. Неужто и государь юный среди них? И все наизусть, от первой буквы до последней точки?
– Конечно, всю знаю, владыка… Если б не знал, не стал бы хвастаться… – сказал серьезно Иван. – Еще при матушке живой стал заучивать – с четырех-пяти лет… Вот только сейчас, к тринадцати годам всю выучил наизусть – как «Отче наш»… Хотите, проверьте…
– А я только ближе к пятидесяти годам сумел во всей Библии большинство глав и страниц наизусть выучить… – признался честно Макарий.
– Но ведь дел-то у тебя, владыка, ого-го сколько, не то, что у меня, по малолетству… – улыбнулся Иван, вторично предлагаю экзаменовать государя. – Вот, давай, проверь меня, владыка… С любого места, откуда хочешь…
– И проверю, государь, проверю… – просветлел ликом умиротворенный и обрадованный своим открытием Макарий. – Новый митрополит по жизни – из шибко недоверчивых. Сколько встречал балаболов, что клялись, что Библию и на греческом и на старославянском назубок затвердили. А копнешь поглубже – и конфуз выходит. Проверяю-то я по-своему…
– А как это – по-своему, владыка?..
– А так, государь. Давно заметил я, что многие святые отцы, вроде бы великие книжники, насобачились многими страницами Библию наизусть шпарить – чуть ли не часами. Слушали их, и я слушал – не перебивал. Все дивятся и требуют от меня удивления. А я ведь по жизни человек недоверчивый. – Макарий поглядел умными глазами на государя и уточнил. – Верующий с малолетства, но и недоверчивый с этого же малолетства. Таким, наверное, уродился в батюшку Леонтия, да и от своих духовных наставников, преподобных Пафнутия Боровского и Иосифа Волоцкого многое взял. Так вот, балабол свое отчитает, все дивятся, а тут и я беру слово. Начинаю библейский текст с произвольного места читать, потом неожиданно обрываюсь и прошу балабола – продолжи-ка отсель, друг ситный. А наш балабол потом покрывается, потом слезами горючими заливается и признается под общий ропот, что заучил-то всего – ничего… А вот бес окаянный под ребро толкнул – прихвастнуть…
– Ну, так проверь меня, владыка! – умоляющим голосом попросил Иван. – По-своему проверь, начни с любого места, а я продолжу…
– И проверю, государь.
Надо ли говорить, что после нескольких «проверок» и их долгих бесед на философски-религиозные темы, с точным цитированием избранных мест из Библии и владыкой, и отроком, мудрый ученый-иерарх Макарий стал иметь особое влияние на отрока Ивана и все глубже развивать в нем любознательность и книжную начитанность, которыми так отличался впоследствии царь-государь.
Как-то пылкий отрок не выдержал и спросил владыку – скольких он знает святых отцов, знающих наизусть Библию. Макарий, немного поколебавшись, назвал несколько имен. Иван удивленно заметил, что среди них не было ни опальных прежних митрополитов Даниила, Иоасафа, ни других известных епископов и игуменов знаменитых русских монастырей.
На что Макарий, мигом посерьезнев, ответствовал так:
– Не чин память и мудрость человека определяют. Это государь, к слову. Я же рассказал о своей недоверчивости. Пока сам в чем окончательно не убеждаюсь, в комплиментах-панегириках не рассыпаюсь. Но вот наслышан давно о том, что философ-богослов Максим Грек Библию наизусть на трех языках знает…
– На нашем… На греческом языке – а еще на каком?.. – спросил любопытный отрок.
– Еще на латыни, государь…
– Ну, если он такой памятливый и мудрый, так чего же его не отпустить на волю из тверского Отрочь монастыря?.. – спросил Иван и многозначительно посмотрел на митрополита.
– Не все так просто, государь… Вон, в свое время владыка Иоасаф разрешил Максиму посещать литургию и причащаться – философ и этого был лишен по решению Собора. Только не секрет, что Иоасаф не упускал ни одного случая показать свое откровенное нерасположение к преподобному Иосифу Волоцкому и его ученикам-иосифлянам…
