Машина переваливалась через кочки, буксовала в жидкой грязи. К ночи прояснилось, мерцали звезды. Тарахтел надсаженный мотор. В свете полной луны выделялись очертания «ГАЗ-4» – кабина, как у полуторки, укороченный кузов, малая грузоподъемность. Кузов был затянут брезентом.
Машина проползла вдоль леска и встала. Водитель выключил зажигание. Стало тихо. Только справа от дороги глухо ухал филин, стрекотал полуночный кузнечик под завалившейся оградой хуторских строений.
– Тиха украинская ночь… – пробормотал молодой водитель в кепке, озираясь по сторонам.
– Тиха, – согласился коренастый пожилой мужчина со щеточкой седых усов. – Только здесь тебе, Фомин, не Украина.
– Да знаю я, товарищ капитан, так, к слову пришлось…
Пассажир потянул носом, прислушался. Не нравилось ему это дело – привередлив стал, во всем подвох видел. Слишком легко все складывалось: вот клиент на блюдечке, подходите и берите. Только и дел-то – набраться терпения да лишних звуков не издавать. Он повернул голову, отодвинул заслонку за спиной.
– Все к машине…
Двое высадились из кабины, трое – из кузова. Все носили штатское, все – молодые, крепкие. Оперативники достали пистолеты, ждали дальнейших указаний. На открытом месте не маячили, отступили за кузов, настороженно озирались.
Умолк филин в чаще. Кузнечик в траве продолжал беззаботно стрекотать. Дул прохладный ветерок – по ночам в это время года было не жарко.
– Все тихо, товарищ капитан, – прошептал кто-то. – Не похоже, что нас здесь накормят и напоят.
– Пива нет, – пошутил другой.
– Разговорчики, – буркнул капитан.
Он колебался, чувствуя предательскую нерешительность. Странно все как-то складывалось. Но нет, он, старый опытный лис, почуял бы подвох сразу. Тем более надежный человек подкинул этот адресок в необитаемой глуши приграничного пространства.
– Фомин, остаться у машины, – негромко приказал капитан. – Как зайдем во двор, переставь ее вперед метров на сто, замаскируй за дорогой, чтобы не маячила, и бегом к нам. Да не торчи тут, как тополь, сгинь куда-нибудь.
– Есть, товарищ капитан…
Четверо пересекли заросшую подорожником колею, рассредоточились за плетнем. Ограда была ветхая, свое уже отслужила – не являлась больше ни преградой, ни украшением. Обитатели хутора давно съехали: приказ по пограничному округу полуторагодичной давности – освободить от населения территории в непосредственной близости от границы. А она совсем рядом – на западе за маленьким леском обрывистый спуск к воде. Середина фарватера – граница. Буг – река полноводная, глубокая, хотя и не широкая – метров семьдесят от берега до берега…
Группа растянулась вдоль дощатого строения. Завалинка осыпалась, крыша просела. Распахнутые ставни держались на честном слове. В окнах кое-где сохранились стекла.
– Внимание сюда, товарищи оперативники, – проговорил капитан. – В доме как будто никого, но убедиться надо. Осмотреть окрестности, двор, сараи. Как осмотрим, устраиваем засаду. Один на улице, двое – на чердак, остальные… куда там – за печку? Романчук, я сказал что-то смешное? Упыри через пару часов придут. У них тут вроде перевалочного пункта. Есть информация, что они этот хуторок постоянно используют. Наши сюда почти не приезжают, местечко уединенное, опять же крыша над головой…
– Товарищ капитан, может, лучше на границе их подождать? – неуверенно заметил худощавый оперативник. У него в полумраке настороженно поблескивали глаза. – Придут сюда или нет – вилами на воде писано, а там мы их враз засечем…
– Не фантазируй, Мищенко, – поморщился старший, – не засечешь. Длинная у нас граница, батальона не хватит, чтобы перекрыть весь подозрительный участок. Ты же не думаешь, что они напротив хутора переправятся, да в полный рост с песнями пойдут? А здесь мы их точно накроем. Давай, Мищенко, вперед, осмотри хату, двор, да помни: береженого бог бережет…
Оперативник что-то буркнул в ответ, приподнял тяжелую жердину плетня, перекатился в палисадник, почти не издав при этом шума. Пригнувшись, обогнул молоденькую липу. Потом присел и направился к хате на четвереньках.
– На полный ход перешел, – сострил кто-то.
Мищенко замер, потом перекатился за угол и пропал в слепой зоне. Люди молчали в ожидании. В окружающем пространстве ничего не менялось.
Капитан обернулся. За капотом машины переминался с ноги на ногу Фомин. В зыбкой и тревожной тишине прошло несколько минут.
В доме скрипнула половица. Оперативники затаили дыхание. Что-то упало, покатилось. Капитан выругался сквозь зубы. Снова что-то скрипнуло, но уже глухо. Луч фонарика мелькнул в одном окне, потом в другом. Прошла еще минута. Наконец знакомый силуэт выскользнул из-за угла и махнул рукой.
– Все в порядке, товарищ капитан, пусто в доме. И во дворе никого, в сараи я не заходил, там черт ногу сломит…
Старший группы перевел дыхание. Примерещится же всякая бесовщина – накрутил себя. Мелькнула мысль: «Нахрапом работаем, наудачу, не оповестив вышестоящее начальство. Ладно, победителей не судят…»
Он первым перебрался за чахлый палисадник, за ним последовали остальные.
Когда за углом хаты исчез последний человек, Фомин, оставшийся у машины, расслабился, подтянул рукав, под которым прятал тлеющую папиросу. Затянулся в последний раз, растоптал окурок. Машинально похлопал по карманам – пусто, ключи от зажигания остались на сиденье. Машину следовало отогнать. Он двинулся вокруг капота и вдруг застыл. Тихий звук за спиной в кустах – словно веточка под ногой переломилась. Екнуло сердце, он начал оборачиваться, сунул руку в карман, но упустил драгоценное время! Второй оплошности враг себе не позволил.
Человек выкатился из кустарника, набросился сзади на опешившего оперативника. Крик застрял в горле, сильная рука сдавила шею. Перехватило дыхание, револьвер выскользнул из ослабевшей руки на землю. Он ударил локтем назад – тоже оружие. Но локоть пробил пустоту, а в следующий миг неизвестный провел ножом по горлу Фомина. Тело обвисло, забилось в судорогах. Фомин еще мог хрипеть.
– Тихо, товарищ, тихо, – вкрадчиво урчал убийца. – Все хорошо…
Следующий удар пробил трахею – брызнула кровь. Фомин повалился под капот, продолжая подрагивать. Убийца схватил его за воротник, отволок подальше от проезжей части…
Группа капитана рассредоточилась во дворе. Он был фактически замкнутый – большой пустырь, поросший сорняками и заваленный мусором, пара сараюшек в глубине двора, просевший амбар. Дровяная поленница перед ветхим сараем. Вход в дом находился здесь – крыльцо провалилось, торчали доски. Справа от крыльца лежала пара заржавевших бочек, непригодных для хозяйства, развалившаяся телега. Позади строений чернел лес.
