Моё любимое время – это когда мы со Сверчком тушим Последние Огни, завершая дневной Ритуал: все дела закончены и защита на месте. На песке нарисованы волк и звезда, перья кардинала развешаны на деревьях, как язычки пламени по четырём углам ограды посёлка, а куриная лапка закопана в пустыне как раз перед воротами. Это время перехода, короткий промежуток после заката: дневной свет ещё не погас полностью, сопротивляясь ночи. Это первые минуты моего настоящего отдыха и самое чудесное время дня: мы со Сверчком, довольные жизнью, сидим на крыльце, а дедушка Вдова курит трубку и рассказывает нам истории. Никогда больше я не чувствовала себя в такой безопасности. Ночью, когда в пустыню приходит Погибель, ветер может яриться и реветь сколько угодно, звёзды меркнуть сами собой, а луна кататься вверх-вниз по небосклону, – я знала, что нашему посёлку ничего не грозит, потому что безукоризненно выполнила Ритуал. Я сама за этим следила, а вместе со мной дедушка Вдова и даже Сверчок.
Сверчок – это мой пёс, он у меня уже много лет. Однажды он явился из пустыни, облезлый и еле живой от голода, и дедушка Вдова позволил мне его оставить. Понятия не имею, откуда взялась эта кличка – Сверчок, просто он хотел, чтобы его так звали, это было ясно с самого начала. Да вы и сами бы это поняли, если бы увидели умильную улыбку у него на морде, когда он слышит свою кличку. Вообще-то он очень весёлый, любит гавкать, скакать вокруг сломя голову и совать нос куда не следует, но к Ритуалу относится серьёзно, совсем как я. Потому что от нас зависит весь посёлок.
Стоит только подумать про Погибель там, за оградой в пустыне, как она вертится у ворот и воет над бескрайними песками и камнем, и носится на крыльях дикого ветра… ничего не могу с собой поделать – меня пробирает дрожь. Погибель всегда старается пробраться к нам с ветром, ищет и ищет малейшую щёлочку, ошибку в Ритуале, ждёт, что я нарушу правила. Но пока ворота на запоре, Погибели к нам не проникнуть. И если вы думаете, что имеете дело с какой-то перепуганной до смерти малявкой, плохо вы меня знаете.
Просто поверьте мне. Когда приходит ночь, вы сами не захотите остаться там, снаружи, за нашими воротами.
Но в тот день, едва мы потушили Последние Огни, всё пошло немного по-другому. Так вот и начались те неприятности, из-за которых пришлось измениться и нам со Сверчком, и дедушке Вдове, и всему нашему посёлку. Да-да, как раз с последними отблесками дня, когда Большой Гордо совсем уже собирался запереть ворота на ночь, я заметила на горизонте тёмную точку. Поначалу маленькая и странная, ни дать ни взять летучая мышь, перепорхнувшая через бархан, она мелькала в сумрачном свете. Но вскоре стало видно, что это одинокий всадник, – наверное, какой-то запоздалый вестник мчался наперегонки с ночной тьмой.
– Ты видишь? – спросила я.
Дедушка Вдова пробурчал что-то мрачное. Конечно, ему это нравилось не больше, чем мне. Всадник на закате дня никогда не приносит добрые вести. Честно говоря, я не понимала, как мы до сих пор его проглядели: обычно отсюда был отличный обзор на многие мили вокруг и никто не мог бы подкрасться к посёлку незамеченным. Это была ещё одна загадка пустыни, её тайная игра со светом и тенью.
– Вот что я тебе скажу, – наконец произнёс дедушка Вдова. – Этому всаднику лучше поспешить, потому как мы закроем ворота с последним светом, что бы ни случилось.
Наш посёлок расположен в распадке посреди пустыни – в Хмурой долине, названной так из-за пыльных голых холмов вокруг, уходящих вдаль на многие мили. Это укромный пятачок, оазис в бескрайнем мёртвом ничто. Я сказала «ничто», имея в виду, что здесь нет следов других людей. Вообще-то тут полно самых разных тварей, обычно населяющих пустыню: змей, пауков, ящериц и диких котов, и орлов – и всех, кого вы только могли бы себе представить. Им хватает смекалки, чтобы выжить в песках, а это, смею заверить, далеко не всегда можно сказать о людях. Были бы мы хоть наполовину такие же ушлые, как эти твари, жили бы себе припеваючи.
Не то чтобы в пустыне не бывает путешественников, время от времени мы видим тут всяких-разных пришлых: гонцы, мелкие торговцы, бродяги и охотники, – да кому только не сидится на месте, вот и носятся мимо, как перекати-поле. Но даже им обычно хватает ума не пускаться в путь на ночь глядя, когда подступает время разгуляться Погибели. Хотя бывает и так, что проснёшься посреди ночи и замечаешь, как по дороге движутся огни: это факелы горят на фургонах. Я слышала тогда отголоски пения: своими гимнами и молитвами они надеются спастись от Погибели. И я сама начинала молиться, если видела их там, и когда ветер завывал особенно жутко, благодарила судьбу за то, что нахожусь в безопасности, в посёлке, под защитой.
– Но ты ведь не закроешь ворота перед всадником, правда? – спросила я, потому что знала, что ближайшее к нам поселение в трёх днях пути. – Ты не бросишь его там на ночь?
Дедушка Вдова сплюнул на песок.
– Я сделаю, как будет лучше для посёлка, – сказал он. – И ты отлично знаешь, что это наша первая обязанность.
На вид дедушка Вдова – ветхий столетний старичок, однако я не видела в жизни никого крепче. Могу поспорить, что половину мужчин из нашего посёлка он запросто уложит одной левой. Не то чтобы он стал это делать, вот что я скажу. Дедушка Вдова никакой не драчун.
– Послушай-ка, Гусси… – Это дедушка Вдова так меня зовёт – Гусси, или просто Гус, хотя моё полное имя Густавина Митридатес Перл – а это явно перебор. В общем, он бы сказал: – Жестокость всегда ошибочна. Даже если необходима.
Я не очень-то разбираюсь, что это значит, потому что если ошибка – то зачем её совершать? Но таков уж наш дедушка Вдова. Любит выдать что-нибудь этакое, а ты потом сиди да ломай голову. И я прямо вам скажу: эти размышления над значением какой-то вещи иногда гораздо важнее самого значения. Правда, иной раз меня это жутко бесит – не без того, конечно.
Да только на дедушку Вдову долго сердиться невозможно. Ведь это он меня вырастил и научил тому, как сохранить нас в безопасности. Он главный, кто отвечает за то, чтобы не впустить к нам Погибель, и не даёт ей всё тут заразить, выполняя Ритуал. Уже много лет прошло с того дня, как через посёлок прошёл Защитник и научил Ритуалу дедушку Вдову. Он был здесь больше пятидесяти лет назад. Потому что если Погибель прорывается внутрь: через щель в воротах, или плохо привязанное перо кардинала, или если какая-нибудь собака в пустыне выкопает куриную лапку – словом, стоит что-то сделать не так, тут-то она и сеет свою заразу. А уж если в доме поселилась зараза, хуже и быть не может, потому как эта нечисть разносится быстрее пожара. Дедушка Вдова может вылечить дом – насколько я знаю, он может вылечить кого угодно и что угодно, но только это ужасно тяжёлая работа, особенно для такого старика, как дедушка Вдова. Вот потому он и учит нас со Сверчком. Нам придётся его заменить, когда он совсем состарится.