Висящий над самым горизонтом желтый шарик Артимуса тщетно пытался придать пейзажу радостный вид. Бескрайняя тундра Хародских пустошей тянулась на сотни километров, прерываясь случайно разбросанными цепями холмов, редкими бездонными расщелинами, ядовитыми, незамерзающими даже зимой, болотами и случайно выжившими здесь таежными массивами лесов. Возле последних прятались немногочисленные поселения тех, кому не повезло или кто оказался достаточно глуп, чтобы избрать эти земли своим домом. Лишь на востоке, вдоль горизонта, подобно отчаявшейся нергальей твари, что вздумала вгрызться в небеса, тянулись пики Спящих.
Двадцать всадников верхом на невысоких коренастых лошадях, специально выведенных для жизни в суровых владениях, пересекали снежную пустыню. Одетые в длинные шубы, из под которых блестели чёрные кирасы, они шли стройной колонной – передовой всадник пробивал тропу для остальных, пока те в напряжении вглядывались в ровный горизонт. Ни праздных бесед, ни солдатских шуток всадники себе не дозволяли – холодный воздух нещадно обжигал лёгкие за каждый лишний вдох. Лишь редкие команды от молодого мужчины, с открытым бургонетом и плотным бордовым шарфом на лице, верхом на вороной кобыле, нарушали сосредоточенную тишину.
Выскочив на небольшой холм посреди полуголой тундры, он резко поднял руку, заставляя колонну стянутся к нему.
– Вольтер, Адриан! Отправляйтесь на ту высоту по левую руку от нас. Маркус, Ренато! Вам та, что справа. Осмотрите окрестности на засады чернокровок. Остальным – отдыхать!
Оттянув уже порядком заиндевелый шарф вниз, командир, наконец, смог вдохнуть полной грудью. В отличии от своих сослуживцев, он не страдал от мороза столь же сильно – родившись в княжестве Мезнев, он знал мороз как старого товарища, а не врага. Как и прочие северяне, он являлся обладателем высокого лба, светлых волос и таких же усов. Унаследованные от матери голубые глаза давали ему фору в погоне за женским вниманием, но в последние полгода всему полку резко стало не до этого… Потянувшись за шиворот, он извлёк флягу со смесью некогда горячего красного вина и эльфийских пряностей. Когда напиток был только сварен, примесь давала приятное чувство тепла изнутри, но теперь она стала приторной, оседая на горле и раздражая его.
Подобно прочим настоящим воинским родам, де Грабровены не избегали службы в Имперской Пограничной Армии. И пусть для исполнения родовой повинности нужен был лишь каждый третий – позор тому мезневчанинскому князю, у кого нашли бы не служивого сына. Братьев ожидала ускоренная служба, лучшее снаряжение и протекция своих родственников. Для многих эти полтора десятилетия становились ступенькой на шаг вверх, ближе к наследству, должности в Канцелярии или владению собственным феодом. Но, будучи пятым в очереди на наследство, Фёдору де Грабровену подобное благо не грозило, в отличии от братьев, он даже не получил фамильного доспеха. Лишь серебряная брошь в виде соловья, родовой знак, и верная Ежевика вот и всё, чем он владел в свой шестнадцатый день рождения. Да и то – вороную кобылу он получил из рук конюха, даже не отца, но всё одно относился к ней с большою любовью, кличя Ежей. В последний раз он отправился сопровождать груз соболиных шкур. Обратно в отче поместье поехали телеги, груженные специями и фруктами с городского рынка, а он же, вместе с ненавистными соболями и простолюдинами, "выбравшими" службу в армии, отправился на юг.
Прошлому – прошлое. То было почти три года назад и с тех пор он успел делом доказать свою пользу в роли адъютанта и капрала, получив долгожданное сержантское звание – первая ступень, первая – среди равных. Теперь он несёт бремя ответственности за девятнадцать таких же благородных сыновей, что и он сам, а там, глядишь, и до капитана полшага – пусть придётся оставить службу с достойными и взять верховенство над пехтурой. Он – достоин своих шпор. С такими мыслями он вновь пригубил некогда любимое вино – рецепт матушки, одно из немногочисленных воспоминаний о ней.
– Проклятье.
Мужчина сплюнул неожиданно противную бурду и недовольно сунув флягу на место, принялся придирчиво оглядывать своих подчинённых. Те рассыпались вокруг, разминаясь. Кто–то, по примеру командира, потянулся за флягой. Кто–то проверял, как пистоли выходили из спрятанных под шубами кобур, досыпая порох и заново утрамбовывая его – после долгой скачки даже гномье качество не гарантировало, что вместо оглушительного выстрела не получишь жалкую осечку. Кто–то же просто устало рухнул в снег, давая отдых заднице. Они были хороши в своём деле, но для многих это было первое настоящее боевое задание за долгие годы службы.
"Как и для тебя", – противно прошипел голос на задворках сознания.
Многие были вымотаны уже самим переходом, а ведь впереди ещё треть пути, не говоря о возможной драке. Переведя взгляд на восток, командир вновь уставился на пики Спящих, как единственной приметной детали до одури надоевшего всем монотонного пейзажа.
– Говорят, место намоленное, – неожиданно раздался скрипучий голос справа.
– Что? – Дёрнувшись, мужчина повернулся к говорящему.
То был Старик – Леманн де Гровенн – тридцатидвухлетний ливеец, с выеденными оспинами лицом и бакенбардами, один из самых опытных рейтар в их отряде, успевший получить назначение в первый полк Нового Гектоса и с треском вылететь оттуда на полевую службу. Причина его перевода из самого уважаемого полка окутана тайной, но ходят упорные слухи о том, что лишь графский статус отца Леманна спас того от увольнения с позором и конфискацией, но не от вечного прозябания на рядовой, пусть и почётной должности обыкновенного рейтара.
– Пики. Вы же туда глядите, сержант? Намоленные они – паломники даже сейчас туда нет–нет, да попрутся. Говорят, чернокровки даже не посмели на монастыри пойти.
– Да врат-т они всйо, – в разговор включился один из милетцев, как обычно со своим омерзительным южным акцентом, к которому сержант никак не мог привыкнуть. Будучи стройно сложенным с ужасно длинным носом, он заслуженно получил кличку Гном. Тот был несильно младше Фёдора и уже успел отслужить несколько лет в статусе адъютанта. – Их не взят-ть лишь потому, что они хорошо укреплен-ны, нет в этих чйорных душах места Спяш-щим!
– В следующий раз, когда буду на службе у всебожников, передам, что Джованни наконец разрешил вопрос души у блохастых. – Гыкнул со стороны Шульц, толстый ливиец с практически отсутствующей шеей. Всегда славившийся своими рассказами об амурных приключениях он, в отличии от прочих рейтар, всегда с радостью проводил время с пехтурой, ходя по кабакам и красным домам полуросликов.Когда он ухмылялся, его лицо становилось похоже на маску мима, за что все его именовали Шутом.
