В этом романе я попытался честно рассказать потомкам, как мы жили и грешили во второй половине XX века. Автору-холостяку, как и тому неимущему пролетарию, нечего терять, отсюда и предельная откровенность излагаемых в повествовании мыслей. Быть может, на фоне других творений (которых, безусловно, будет написано еще немало о перипетиях последнего века второго тысячелетия) это произведение не покажется однотипным, а тем более высосанным из пальца.
Видимо, нет ничего ужаснее в этом мире, чем потеря любимых, близких, родных. В такие моменты очень остро начинаешь сознавать, насколько хрупка и призрачна грань между Жизнью и Смертью. Потеряв, почти в одночасье, вначале (в декабре 1991 г.) матушку, а затем (в марте 1993 г.) отца, которым от роду было всего по 55, я дал себе зарок, что обязательно напишу правдивую вещь, посвященную им.
Великий русский композитор Сергей Рахманинов, отмечая истоки, питающие его гений, говорил: "Своим дарованием я обязан Богу, одному только Богу. Без него я – ничто". Я же в этом смысле выскажусь приземленней: своим дарованием я обязан родителям, без них бы я был ничто. Светлая память о них – всегда в моем сердце…
И еще есть Душа, к которой испытываю неодолимое тяготение, – Душа моего любимого писателя Николая Васильевича Гоголя, с которой, надеюсь, встреча еще впереди.
Первый том – это рассказ о зарождении и становлении семьи – ячейки нашего общества. Временной отрезок – от начала, вернее, середины прошлого века до конца семидесятых. Помимо так называемой «клубнички» (супружеских измен, нескромных детских «шалостей», постельных сцен, художественно обоснованной ненормативной лексики героев в отдельных эпизодах и т.д.) идут серьезные размышления о судьбе страны-горемыки. Царящая в обществе двойная, а то и многочисленная (в зависимости от обстоятельств) мораль накладывает свой недобрый отпечаток и на взаимоотношениях в семье. А если, к тому же, сама семья создается, образно говоря, на зыбкой почве, то нетрудно представить, какие печальные последствия ее ждут. Что, собственно, и происходит с героями романа.
Все разворачивающиеся семейные страсти, события происходят на глазах мальчика, Славика Драйзерова, который сквозным образом проходит через повествование. Являясь натурой впечатлительной, романтической, мальчик пропускает их через свой пытливый ум и отзывчивое, неравнодушное сердечко. Он глубоко переживает разлад близких ему людей, и с ранних лет в нем растет и крепнет чувство неприятия этих ненормальных семейных, а впоследствии (по мере его взросления) и общественных отношений… Заключительный финал первого тома: семья распадается, и ее глава, Драйзеров-старший, уходит к другой…
Действие второго тома охватывает заключительную четверть века. Слава, теперь уже взрослый парень, покидает родительское гнездо, которое, собственно, уже давно порушено и перестало быть таковым, и становится бродягой по жизни… Идет яростный, усиленный поиск того, чего желает каждый смертный, – любви, счастья, справедливости. Но, как говорится, чем дальше в лес, тем больше дров. Деградация и хаос, блуд и хамство, захлестнувшие общество, словно всепроникающие губительные ядерные частицы (тоже, кстати, порождение XX века), растлевают наши души. Стремительный расцвет цивилизации, увы, ведет к уничтожению культуры. А это, в свою очередь, негативным образом отражается на здоровье народа и государства. И в итоге, на стыке второго-третьего тысячелетий, мы имеем то, к чему пришли изрядно потрепанные, заблудшие и опустошенные, – больное общество и слабое государство.
Но не все так мрачно, господа! Островки любви и счастья все же есть (и они, уверен, будут расти и множиться), и об этом вы тоже прочтете во втором томе. И, главное, стряхнув с глаз пелену порочного прошлого, мы обязательно поправимся. Ведь на смену болезни, если она не запущена, приходит выздоровление. Здоровый и праведный образ жизни, хочется верить, когда-нибудь все же войдет в нашу повседневность, как хлеб и вода.
«Давайте же, – призывает автор в конце романа, – не будем подделками, уродливыми подобиями». Это, можно сказать, одно из ключевых условий, по мнению автора, нашего будущего благополучия… Мы грешим, но мы и каемся. И в этом, видимо, наше спасение.
Николай Краевский
"Почитай отца твоего и мать твою,
чтобы продлились дни твои на земле,
которую Господь, Бог твой, дает тебе."
Ветхий Завет,
Исход,
глава 20.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1.
К представительницам прекрасного пола Славик Драйзеров стал проявлять повышенный интерес со второго, если не с первого класса. Если не это, то, наверное, с его темпераментом следовало бы стать маньяком-насильником или просто бабником-обольстителем. Первое сразу надо исключить по причине жалостливого отношения Драйзерова к людям, разумеется, хорошим (к плохим бывал жесток, однако никакого к ним влечения, тем более полового, не испытывал) и отсутствия в его поведении врожденной и приобретенной наглости. Не "светило" и второе, поскольку не обладал Славик достойной в таких случаях внешностью (маловат ростом и не была привита любовь и привычка – красиво и со вкусом одеваться) и, опять же, недостаточно был смел и целеустремлен, быть может, просто ленив. Но есть, правда, и третий путь, уводящий от вышеобозначенного порока, – женитьба. Увы, здесь тоже не обошлось без проблем, потому как Драйзеров был вовсе не против жениться, но только по любви. Безумной, но ответной. Однако как-то все больше "везло" ему в жизни на безответную. Сие хроническое недоразумение к тому же усугублялось его неуживчивым, вернее, неприспособленческим характером, частыми ссорами с начальством, в результате чего нередко вынужден был менять места жительства, покидая один городок за другим. Это, согласитесь, едва ли сопоставимо с представлениями об уютном семейном гнездышке, которое приносит счастье.
На ум приходит анекдот… Тихий час в детском саду. Лидер средней группы знакомится с новеньким:
– Эй, слысыс, тебя как зовут?
– Вова.
– А сколько тебе лет?
– Навелно, четыле.
– А к женщинам тянет?
– Не-а.
– Значит, не четыле, а тли…
Акселерация, одним словом, господа. Не обошла она стороной и нашего героя. Первый раз Славик почувствовал себя мужчиной в семь.., восемь.., нет, наверное, все-таки в девять-десять лет, когда познакомился с Елизаветой Николаевной, классной дамой (не в смысле превосходной женщиной, хотя это тоже правильно, а учительницей начальных классов; мальчик в школу пошел почти с восьми). Елизавете Николаевне тогда по годам было около пятидесяти, возможно, и больше, но выглядела она, право, феерически: ярко накрашенные пухлые губки хорошо смотрелись на фоне иссиня-черных, длинных, почти как приклеенных, ресниц. И зубы были удивительно ровными и на редкость белоснежными для дамы зрелого возраста.
