За последнее время я так отвыкла и от успокоительного, и от алкоголя, что даже небольшая доза вырубила меня почти мгновенно и продержала в стране радужных единорогов до позднего утра.
Чувствуя себя замечательно отдохнувшей и в хорошем настроении, приоткрываю глаза – и вижу, что вторая половина кровати пуста и выглядит подозрительно несмятой. Где Син? Не хотел будить меня и лёг на диване?
Несколько минут тревожно прислушиваюсь к тишине квартиры.
Но вдруг вспоминаю, что дивана нет. Син не мог спать нигде, кроме как здесь. Скатившись с кровати в панике, высовываю голову в гостиную. Пусто! Ни дивана, ни Сина. Зато на столе стоят оплывшие свечи и ваза с ярко-алыми розами. Вся тяжесть отчаяния бухается на плечи. Точно, он ушёл.
Что ж. Нужно жить дальше.
Время выпить кофе. Стараясь ни о чём не думать, заталкиваю «романтический антураж» в мусор.
Однако, не удержавшись, снова проверяю вчерашнее сообщение. Не доставлено.
А вдруг он всё же не ушёл? Вдруг что-то случилось? Заявить в полицию о пропаже, запросить отслеживание его порта? Но если он действительно ушёл, и ему совершенно не нужно лишнее внимание? Или нет? Или ему нужна помощь? Не оставил даже прощальной записки, какого-то сообщения вроде «не ищи меня». С другой стороны, может, ему просто не пришло это в голову. Я ведь говорила, что он свободен сам решать, ходить где хочет и жить отдельно. Он не должен передо мной отчитываться. Возможно, Син даже не подумал, что я начну искать его с полицией как свою пропавшую собственность.
Всё-таки проверяю отслеживание в его браслете. Конечно, выключено. Я ведь сама его отключила сразу после покупки, на всякий случай, чтобы было меньше цифровых следов. Проклятье!
Нужно одеться. И, конечно, именно сейчас – когда уже слишком поздно, – надеваю то, что выбрал для меня Син, водолазку и злополучные узкие джинсы. Ну да, в зеркале отражается тощая селёдка. Но Син сказал, что ему нравится. Поправляю кулон. Может, он придаст мне немного уверенности. Такой красивый. Син выбрал его для меня, всё же это что-то да значит. Что я хоть немного ценная. Что я тоже что-то значу.
Мысли о вчерашних посиделках со Златой вызывают новую волну горечи. Вдруг я всё же зря ей поверила? Её дружелюбный тон был лицемерным обманом? Отец всю жизнь повторял, что верить нельзя никому. Вдруг это правда?
На всякий случай спускаюсь к её квартире, звоню в дверь. Тишина. Но после второго звонка Злата всё же открывает – снова в халате, но уже сверкая моими ногтями. Эта деталь неожиданно злит. Непроизвольно заглядываю через её плечо, в глубь квартиры: может, она и Сина присвоила? Но там никого не видно.
– Привет. Я уже сама сходила на пробежку, – тон прохладный.
О, точно, мы договаривались. Но сейчас не до ерунды.
– Извини, ты не видела Сина со вчерашнего вечера? Не общались? Может, он звонил? Писал? Я не буду устраивать сцену, там, истерики… Просто он… пропал, и я хочу понять. Может, ты видела.
Наверняка она чувствует злорадство: только вчера рассказала о своих сбежавших кавалерах, а уже сегодня я в такой же ситуации, жалкая и раздавленная. Но мне плевать, я готова на что угодно: упрашивать, встать на колени, – лишь бы она сказала правду. Я предпочту, чтобы Син банально променял меня на другую, чем чтобы его схватили военные.
Однако сопереживание на лице Златы вроде бы выглядит искренне. Блондинка качает головой, от чего один из её идеально-упругих локонов соскальзывает с плеча, затянутого в гладкий розовый шёлк халата, и падает на грудь.
– Вчера ты ушла, и я была дома, а утром сходила в парк. Вроде бы… нет.
– Ладно. Но если он появится или как-то свяжется с тобой – пожалуйста, скажи мне, хорошо? Просто… как угодно. Я просто хочу знать, что с ним всё порядке.
– Конечно.
Вернувшись к себе, прямо в ботинках кружу по комнатам. Ну и плевать. Могу хоть раз не просчитывать, как правильно, а действовать как хочется?
Искусанные губы уже болят. Открываю полицейскую базу – я-то надеялась, что она больше мне не пригодится, – и новости о происшествиях в городе, просматриваю по диагонали, мечусь между страницами. Обрывки мыслей скачут, не помогая, а лишь усиливая чувство паники. Где и что искать? Мог ли Син попасть в морг? Ведь внешне его от человека не отличить. Но пока что я не вижу вообще ничего, никаких подходящих сообщений…
Звонок в дверь.
Первая секунда радости сменяется страхом. Ведь Син бы не звонил.
А перед экраном двери сердце и вовсе падает куда-то в живот. Отец. Вот так, значит? Всё же решил отомстить Сину за сломанную руку? Сделать мне гадость, чтобы показать свою власть? Будет ставить условия? Чтобы я бросила «Психушку», вернулась домой или что?.. Что ему нужно, почему он не может оставить меня в покое?!
Нужно активировать код, мою «защиту от отца». Я ему покажу, как трогать Сина!
Второй звонок – раздражённый, требовательный – сбивает меня с мыслей, и так хаотичных. Нет, нужно действовать разумно. Козырь у меня единственный. Нужно убедиться.
На всякий случай всё же бросаюсь на кухню, хватаю короткий нож, засовываю в задний карман джинсов – сама не знаю зачем. То ли проткнуть себе руку и этим активировать банковскую ячейку с компроматом, то ли ткнуть отца, если он вновь решит меня ударить. Хватит меня бить! Хотя, вообще, он не склонен к бессмысленному рукоприкладству, только если заслуженно, в прошлый раз я сама была виновата, вывела его из себя… Однако главная проблема с господином Александэром – никогда не угадаешь, в каком настроении он окажется в данный момент.
Но сейчас мне повезло. Отец заходит в квартиру деловито, чётким шагом, собранный и уверенный в себе. Считает, что контролирует ситуацию, – следовательно, бить не будет. Мельком поморщившись в сторону моих розовых волос, проходит мимо, разворачивает барный стул к гостиной и усаживается, выпрямив спину, словно на троне.
– Перейдём сразу к делу. Кому было известно, что ты держишь дома утерянное государственное имущество? – В ответ на мой взгляд он раздражённо взмахивает рукой. – Робота, Алетейя! Милостивые боги, не надо изображать невинную овечку. Твои прихоти всегда обходились мне слишком дорого!
От удивления в голове становится пусто. Нужно быть собранной, думать быстро и ясно, а я застопорилась без единой мысли в голове.
Так ничего и не придумав, ляпаю напролом:
– Он у тебя?
На лице Владимира Александэра – выражение такого разочарования моими умственными способностями, что я в очередной раз сомневаюсь, его ли я дочь.
– Нет, – тон размеренно-ядовитый, будто он разговаривает с последней тупицей, которой нужно разжёвывать очевидное. – Тот человек, у которого твой робот, представь себе, меня шантажирует.
