Маленькая тень от розового бутона отбрасывала прохладу на торчавшие сорняки. Я думал о совершенных формах и идеальных пропорциях. Замечал крошечные детали и хотел исправить каждое несовершенство. Нормально это или я одержим? Хлоя смотрит в зеркало обособленно, не видит всей красоты, только недочёты: шрамы, родинки, прикус и пятнышко на левом бедре. Она запомнилась мне холодностью к своему телу, а я влюбился в морщинки под её глазами и в атмосферу, которую она создавала. Издалека чувствовал, как тонкая линия туфельки разрезает воздух. Помню воздушные ткани с кружевами, они обнимали хрупкое тело в летний зной. Любимый цвет свежескошенной травы занимал большую часть гардероба, идеально подходил к каштановым прядям. Я не смог собрать вещи в коробки. Хочу вернуться в день, когда в воздухе летал её запах, губы чувствовали привкус шоколада при поцелуях. Хло не могла обойтись и день без сладкого, заедала им пустоту, которую я не смог заполнить.
Искал покоя в каждом дне. Я слушал тишину возле заката, когда кормил чаек на берегу, перемещался по городам, в надежде отвлечься, только боль не утихала. Если бы жизнь выглядела как летопись на пергаменте, я бы вычеркнул года, которые пытался забыть. Два года назад отчаялся, не хотел принимать произошедшее, а сейчас увидел смысл. Больно разбивать коленки, терять тех, кто дорог, чувствовать бессилие, но как иначе сердце почувствует счастье? Как станешь сильным, если вокруг только штиль? Стихия сносит под чистую всё лишнее, открывает в душе грани, которые я раньше не видел. Люди ищут спокойствия, забывая, что там нет жизни. Не стоит принимать плохое, как нечто ужасное, проживайте это, как проживаете лучшие дни. Мы часто не можем повлиять на события, но можем поменять своё отношение к ним. Простой рецепт, как чувствовать себя счастливым. Мне нравиться сравнивать жизнь с рекой. Её берега нельзя очертить в идеальные края. Она будет наполняться и усыхать, как сама пожелает. Сколько в неё принесёт дождь, сколько растает снега или сколько высушит солнце. Жизнь неидеальна, этим она и прекрасна.
В каждой строчке я рассказываю историю, хочу, чтобы ты увидел себя. Нашёл и почувствовал, что когда-то забыл. История о тайнах, о потерях, о писательских муках, о любви, которая исцелила меня и научила видеть прекрасное в жизни. А главный вопрос, который меня волнует, что находится за гранью, когда мир живых заканчивается? Смерть всего лишь иллюзия, путь души никогда не заканчивается. Но пока рано об этом говорить, ты должен увидеть все своими глазами.
Я понял, как мало проводил времени с родными. Чувство обострилось, когда потерял их. Мы все считаем – настанет завтра, где можно увидеть лучшего друга, обнять отца, поцеловать любимую девушку, или найти другую работу. Злая шутка в том: если у тебя будет завтра, не факт, что оно будет у того, кто дорог. Мне снится тётушка Бетти, давно ушедшая к небесным горам. Я не могу докричаться до неё во сне. Отворачивается и уходит. Иногда гуляя по улицам, встречаю похожий запах духов, и едва сдерживаю горячий наплыв в груди. Бывает ветер, приносит ноты табака, мятной жвачки и одеколона из прошлой жизни. Сознание улетучивается подобно воздуху из открытого окна в детское воспоминание, то, где дедушка курил на веранде.
Я любил родной город несмотря на боль, которую мне причинил. Наверное, стоит уехать, начать жить заново, сейчас лучший момент. Если уеду, больше не вернусь. Я не из тех, кто оглядывается. Намеренно сжигаю мосты, чтобы возвращаться было некуда. Не хочу иметь возможность отступить от желаний, и сделать шаг назад. А это чувство у всех возникает, когда всё валится из рук. Вообще неважно какой город или место, куда не поедешь, от себя не денешься. В какой-то момент я запутался, где правда и стал больше замечать ложь. Возможно – это взросление. Когда отметка близится к тридцати, начинаешь видеть истинные намерения людей. В детском мире царит иллюзия добра, оттуда не хочется выходить, но взрослого человека наивность больно ранит, поэтому лучше набираться прагматичности. В моей голове застилался туман, и я приехал в Кёге пройтись по старым улочкам, там, где ступала нога дедушки. Он всю жизнь был писателем, а я мечтал достичь такого же мастерства. Хочу узнать его ближе, пусть и не при жизни. Город встретит меня солнечным теплом, криком чаек над морским проливом и я вдохну, так живо, что в момент почувствую душевный трепет. Давно такого не испытывал.
Как долго хранится тайна? Месяц, год или столетие? Я бы не смог хранить её несколько дней, даже ценой жизни других. Она делает сердце уязвимым, не впускает покой. Я точно знаю, как хранение секретов приводит к одиночеству. От тайн ничего хорошего. Рано или поздно всё вырывается наружу, иногда в совершенно иных красках. Сколько сил отнимает хранить это в себе? Давление нарастает, одна ложь тянет другую, и в итоге целый мир построен на её манипуляции. Как радоваться жизни, если одной ногой держать дверь, второй пытаться чувствовать? Хватит одного импульса, чтобы рассказать всё. Вопрос только в том, кому именно передадут тайну.
Каждый город скрывает истории, о которых лучше молчать за столом, но в какой-нибудь газете это обязательно напечатают. Если бы я видел истину мира, не мог бы спать спокойно. Под покровом ночи в узких переулках слышал шёпот. Между трактиром Гано и жилыми домами в маленьком закутке, где стоял тусклый фонарь, собирались травники. На пересечение Севул и Тиковой улице появлялся чёрный рынок в лунное время, возведённый на скорую руку. Торговцы продавали дикую мальву, подмаренник душистый и редкие травы из Тёмного леса. Под звон монеток, шептались, чтобы их случайно никто не расслышал. Я обходил стороной, подслушивая о чём говорят. На два дома левее торговали галлюциногенной Айяуаской и листьями кокки, под башней Уолсена табаком. Местные мужчины выходили из трактира с лёгким опьянением от дешёвого виски, с приятным ожиданием во рту, что губы скоро начнут смаковать газету, скрученную в трубочку. Запах сухого разнотравья смешивался в воздухе с разгульным весельем. Ночная мгла закрывала в свои объятия детей луны. Город оживал бурными красками и смазывал различия. В темноте непонятно у кого какой статус. Все становятся на одно лицо. У всех просыпаются одинаково животные инстинкты.
Мне всегда нравился Кёге узкими проходами и средневековыми постройками, где ютились небольшие семьи. Улицы города рассекает ручей, начало которого собирается на юге от болот Регнемарк Моше. Из гавани Кёге можно добраться на пароме к острову Борнхольм, там часто бывал мой дедушка. Безлюдный кусочек земли вдохновлял его писать. В центре города находится Ратушная площадь. Население так мало́, как милостыня бездомного, который собрал её на улицах Дании. Я приехал в память о дедушке Гендби, который родился здесь. Город покрывала дурная слава, местные передавали слухи через Эресуннский пролив, железнодорожные пути и по воздуху. Я сидел у причала рассматривая лодки и держал в руках список с именами сожжённых под открытым небом в 1612 году. У меня был не весь перечень людей, только часть уцелевшего реестра. Охота на ведьм продолжалась несколько лет. Всё началось из-за смешений суеверий, религии и политических мотивов. Пока одни искали оправдания аномальной засухе, другие бились за власть и землю. Ничего не стоило оклеветать человека в колдовстве, если так можно избавиться от соперника. Некоторые семьи выжигали под чистую вместе с детьми и домами. Сжигание заживо запрещалось во всех странах, которые относились к американской колонии, но в Дании другие законы. Я так и не смог понять, как разум, созданный Богом способен делать ужасные вещи. Сколько семей оплакивало ушедших: сестёр, жён, детей. Чаще всего страдали женщины, именно им присуждали мистические отклонения. Это событие запустило цепочку других, а могло сложиться всё иначе. В то время мало следили за документацией, часто судебные процессы не фиксировали. Внутри системы царил произвол. Делай как хочешь, никто слова не скажет. На казнь собирали заключённых подле южной церкви на Ратушной площади. Заранее забивали столб и обкладывали сухими ветками с охапкой хвороста. Место, которое пробирало до дрожи, теперь веселит людей. Сейчас там проводят народные Ярмарки.
