Шаркающей походкой диабетика прошёл год в Дерябино после насильственной кончины четырёх гимназисток. Ни одной слезинки не исторгла общественная душа по этому поводу, пребывая в потребительском загуле. Правда, к очередной весне она встрепенулась и застыла в немом замешательстве. Общее материальное оскудение лишило обывателей привычного смысла жизни – потреблять было не на что, да и незачем. Что-то тревожное зарождалось в дерябинской атмосфере, изредка показывая из-за перистых облаков сардонически усмехающуюся морду.
Лидер молодёжного движения «Интернет-нет!» Иван Васнецов поначалу было восхитился обмелением людских потоков к житным и мясницким рядам, а равно к прогибающимся полкам галантерейных лавок. Но, глубоко поразмыслив, постеснялся признать это своей победой и не стал вкушать её недозрелые плоды. Городская казна была пуста – на пути денежных полноводных рек образовались запруды из-за падения цен на пеньку и неугомонного желания местного градоначальника придать независимый от вышестоящих начальников статус своему поселению.
Редактор легального городского таблоида «Особый путь» Валерий Иванович Гудков по-прежнему мучительно добивался единения либералов и консерваторов на страницах своего издания. За что был нещадно побиваем как теми, так и другими в письмах читателей. Впрочем, наливающиеся грудным молоком перси секретаря Люси погрузили его в состояние блаженства, и он всё реже тужился достичь гармонии в дерябинском социальном мироощущении. Отвечающий за обзоры читательской почты потомственный либерал Мошкин Игорь Антонович злорадно констатировал раз в месяц растущую тоску обывателей по сытому урчанию холодильников, с упоением ожидая окончательного остервенения народа.
Автор индуктивного метода раскрытия убийственных преступлений и по совместительству санитар местного морга Дим Димыч Кариес томился отсутствием смертоубийств и проводил телепатические сеансы с худородным псом Казимиром. Доставшаяся ему по наследству собака от павшего в борьбе с бездуховностью городского люда художника Владимира Суходольского проявляла чудеса прозорливости день ото дня.
Так, она поощрительно приветствовала забредшего к хозяину как-то на огонёк местного архивариуса Викентия Павловича Дымова. Тот вознамерился написать сценарий телесериала о похождениях во времени Первого лица государства Российского от достопамятных дней и поныне. И даже рассчитывал на грант от английского неправительственного фонда, по версии которого гаранту российской Конституции никак не меньше шестисот лет. Кому, как не архивному червю проследить извилистый путь в веках сего государственного мужа?
А как раз намедни Дим Димычу приснился умопомрачительный сон. Якобы английский писатель Диккенс забрёл в дерябинский морг в поисках вдохновения – тот обожал покойницкие и какая-то неодолимая сила тянула его туда. И где, как не в каморке Кариеса пробуждать к жизни творческие потенции архивариуса? Вот Казимир Дымова и приветил!
Начальник городской полиции Стародубцев Сидор Иванович к весне впал в состояние обложенного красными флажками матёрого волка. Достаточно ли тверды дерябинцы в бедствиях? Его держимордовский опыт фиксировал какое-то брожение в народной толще и поползновения реформаторов выступить в роли дрожжей. А тут ещё чадолюбивый Сидор Иванович обнаружил в книжке для малолетних русских недорослей стихи английского поэта. Тот жаворонком пел об европейских ценностях и плотских радостях бытия.
Проявивший себя статистом в расследовании убийств гимназисток в прошлом году опытный опер Валентин Валентинович Пекшин «елико возможно» успокаивал высокое полицейское лицо в свободное от службы время:
– Те, кто готов оттяпать от страны куски во имя либеральной благодати – любы дерябинцам не будут. И ядовитые корни розово-голубой Европы в нашей почве отомрут. Не беспокойтесь! А народ… Народ привит от майданного бешенства Украиной…
Следователь местной прокуратуры Пётр Ефимович Бессмертный стоически избегнул участи окольцованного гражданина и продолжил свой правоохранительный путь бобылём. Канувший в лету год не принёс ему ни чести, ни славы, ни повышения по службе, а токмо злобное шипение безутешных отцов ушедших в мир иной четырёх гимназисток. Да, и сохранившая свой пост директор местной гимназии Брюшкина Нонна Фёдоровна неизменно кусила госслужащего при каждой встрече злоязычными словами:
– Милейший господин, как поживает ваше достоинство в прямом и переносном смыслах? Не истрепалось ещё?
Это она так мстила Бессмертному за его наскок на её начальственное эго в году ушедшем. При этом она принимала вид хищной щуки, хотя производила впечатление выпотрошенной жирной селёдки. Слишком много телодвижений пришлось ей употребить, дабы сохранить директорское кресло. И даже прибегнуть к покровительству правозащитной дерябинской организации «Доколе?», которая усиленно накачивала мышцы в преддверии уже уловимых на общественной арене драматических ристалищ. Потрёпанный стойкий боец в этом деле был ей только во благо.
В миру бомж Захарка, а по паспорту Захар Тимофеевич Красин, на этот момент ещё нёс тяжкое бремя гвоздя в гроб местного либерализма в городском узилище. Яко алкающая падали гиена он терзал увядшую плоть всех уличённых в мздоимстве сидельцев, взывая к атрофированной совести казнокрадов пафосной тирадой:
– Кровососы! Сколько вы высосали кровушки народной! Как пиявки присосались к народному организму. Сидите здесь на полном государственном обеспечении, и в ус не дуете! Отдайте, отдайте украденное добро честному люду!
Правда, бывший учитель истории интуитивно подозревал всю тщетность своих воззваний. Сосущие государственную «титьку» мздоимцы могли спокойно почивать на казённых нарах, пока госдумовцы стеснительно обходят дальней стороной конфискацию имущества проворовавшихся.
Тем чередом город умылся из водяной пушки и пришёл в привычное рабочее состояние духа зардевшимся весенним утром Засновали утлые маршрутки, запыхтели толстозадые троллейбусы, засеменили юркие автобусы и загомонили величественные иномарки. Среди них гудением клаксона и безудержным воем проблескового маячка прокладывал себе дорогу градоначальник Гарманюк Георгий Германович, или, как сего господина именовали злопыхатели, «г» в кубе.
Никаких иллюзий по поводу вверенного его попечению народа мэр не питал и вполне определённо знал содержание этой буквы. И токмо крепче держался за своё обитое кожей итальянское кресло и целомудренно подбирал себе секретарей из числа переживших перестройку горожанок. С посеребрённой головой и с ермоловской осанкой тётушки охраняли имущественные тайны хозяина города самоотверженнее своей девственности во времена оны.
