Я был готов к этому разговору. Редактор кричал в трубку, произнося слова с явным раздражением.
– Ты не получишь ни гроша! Слышишь? Ничего! Я не плачу бездарям! Ты сорвал все сроки! А твоя статья – просто куча вчерашнего мусора! – Он рычал, хрипел и задыхался от злости.
В какой-то момент я даже испугался за здоровье «дорогого» редактора нашей третьеразрядной газеты. Но вскоре он отключился, и я аккуратно положил трубку на место.
Да, я знал, что так будет. Я был уверен, что удача покинула меня. Писатель-неудачник – что может быть смешнее и неприятнее?
Моя писательская карьера началась красиво: после небольшой шумихи в интернете первая книга быстро нашла путь к сердцу издателя. Это было отличное начало для молодого автора. Я словно парил над землей, жизнь казалась лёгкой и радостной. У меня появились деньги, новые друзья и девушки. Много девушек. Они слетались на свет моего таланта и глубину натуры, как мне тогда казалось. Но потом стало безразлично, что именно их привлекало. А ещё позднее появилась Мария.
Сейчас в моей голове звенело. Вопли редактора продолжали звучать эхом. Я вёл внутренний диалог с орущим начальником, а может быть, и со всем миром разом. По итогам переговоров я пожал плечами и закурил, тут же обнаружив себя сидящим прямо на полу в коридоре. К этому факту я тоже отнёсся вполне наплевательски. Какая разница, где сидеть, если удача ушла вместе с Марией?
Я всё ещё помнил её улыбку и жар гибкого тела, но это было где-то в другой жизни. Мысль, что Мария и удача ушли сразу же, как закончились деньги за книгу, я убивал за секунду до её зарождения. Только так я мог сохранить нечто светлое, что когда-то было в моей жизни.
После исчезновения Марии и удачи я перестал писать. Не знаю уж, кто из них стал истинным поводом для неприятного казуса, но причинно-следственные связи легко сложились в чёткую картину.
Теперь сигарета скрашивала секунды моей жизни. Я поднялся с пола, отразившись в зеркале напротив нелепой долговязой фигурой. Не бог весть что.
– Шарик, ты балбес, – прошептал я на автомате, скользнув взглядом по перекошенному угрюмому лицу, и двинулся в сторону кухни.
Следовало хорошенько напиться хотя бы кофе. Из меня получился отличный зомби. Не помню, как горячая чашка оказалась в руках, но горьковатый привкус во рту немного привёл мысли в порядок.
Что дальше?
Мария ушла.
Я прекратил писать.
Сначала это стало трагедией, но потом я привык. Так я стал очень средним журналистом городской газеты, которая не поднималась даже до вершин издательского дна.
Я жил почти на рефлексах, ощущая пустоту, разрастающуюся в районе сердца. Эта пустота убивала всё, но мне ничего и не было нужно.
Скандал с редактором стал закономерным финалом долгой истории моих взлётов и стремительных падений. Похоже, у меня больше не было работы.
«И ничего-то у тебя нет, дружок», – опять отстранённо подумал я.
Знаменитый среди знакомых сарказм оставался при мне. Сигарета внезапно закончилась, и пальцы обожгло. Задумчиво уставившись в пустоту пачки, я на секунду забыл, что ищу.
Не ощущая ничего, не думая, я надел серую ветровку и вышел из квартиры. Основной версией моих действий стал поход за сигаретами. Но почему-то я пошёл не вниз к лифту, а на крышу высотки.
Мне было всё равно. Пустота внутри добралась до самого важного узла души, и я дошёл до края.
С неизмеримой скукой я некоторое время наблюдал за сентябрьским дождём, омывающим улицы. Я остро ощутил себя чужим здесь, чужим везде, где это только возможно. Я тот, кто всё время проходит мимо по улицам городов на чужих континентах или планетах.
Тело отозвалось дрожью на холодный порыв ветра. Он хлестнул меня каплями мороси. Достаточно было сделать шаг, и всё изменится. Навсегда.
Внезапно мощная тяжесть надавила на затылок. Я не чувствовал прикосновения, но нечто сверлило и давило прессом. Нехотя, преодолевая сопротивление уже всё решившего тела, я обернулся и увидел дверь.
Дверь стояла посередине свободного пространства крыши. За ней маячил вход на чердак дома. Я смотрел на дверь, а дверь смотрела на меня (могу поклясться, что это было именно так). Тяжесть ушла, мозг привычно переключился на новые впечатления. Глубоко внутри неуверенно закопошился парень, что так вольготно чувствовал себя в юности – любознательный наблюдатель за миром.
Обойдя дверь вокруг, коснувшись её, я убедился, что она действительно существует. Легче не стало. Капли дождя стекали по деревянным панелям неуместного объекта, а мозг отказался генерировать версии. Между мной и дверью складывались сложные отношения. Она манила и требовательно жаждала быть открытой. Но я нахально медлил, пребывал в апатии и вёл себя не по-джентльменски.
И тут я вспомнил, что вышел за сигаретами. Эта мысль вызвала приступ невероятной радости и облегчения, помогла оторваться от созерцания невесть откуда взявшейся двери. Даже тело ожило, принялось бодро перебирать ногами, унося меня с крыши высотки.
Пока я добрался до первого этажа, дождь закончился, и в редких прорехах облаков проглядывали кусочки голубого неба. Вспомнить, что же я делал на крыше, было невозможно. А пустота внутри ныла старой ветеранской раной.
Довольно бодро пройдясь до магазина, я вернулся домой. Ни на секунду дневное событие не всплыло в памяти. Словно между мной и тем человеком, которым я был на крыше, поставили непроницаемую стену. Поэтому я продолжил теребить собственные язвы и заниматься самобичеванием. Дело, мной любимое до самоотречения.
Заснул я прямо в кресле. Не очень уютно. Может быть, поэтому довольно быстро очнулся и поёжился. Чертовски холодно в комнате. Я решил, что ветром распахнуло форточку.
Открыл глаза и тут же зажмурился.
«Э-э-э, дорогуша, ты слишком много выпил», – сама собой проскочила мысль.
Ну да, в магазине я купил не только сигареты, приговорив за вечер хорошую такую бутылочку коньяка. Неужели в коньяк добавили нечто более серьёзное? Иначе чем объяснить такие причудливые вещи, которые я теперь вижу перед собой?
