Приключенческие рассказы данного сборника уже печатались по отдельности. С ними знакомы читатели журналов «Ротонда» и «ЛИterra», альманахов «Огни Кузбасса» и «Вятка литературная». И вот теперь эти произведения собраны вместе, под одной обложкой. А самый большой рассказ (из представленных тут) был написан в 2014-м году и публиковался в сборнике «Тихий океан…». История Феди-танцора настолько понравилась читателям, что по многочисленным просьбам, несколько доработав и улучшив через десять лет после написания, я включил рассказ «Танцуй, Федя!» и в данный сборник.
Прочь серые будни! Вспомните вашу юность! Первую любовь, первую ревность. Драки и шрамы, кровь на снегу.
Прочувствуйте философскую глубину монологов рецидивиста, ограбившего сберкассу и готового получить по счетам.
Окунитесь в ледяные воды крещенской купели, только постарайтесь не околеть, там же холодно, бр-р-р!
Штурмуйте фашистское логово вместе с группой бойцов, несущих красное Знамя Победы. Взгляните с крыши Рейхстага под ноги – на поверженный Берлин 1945-го.
И побудьте немного в плену у террористов-ваххабитов вместе с современным Иванушкой-дурачком, который по-настоящему умеет лишь одно – плясать. Но русская плясовая в его исполнении – настоящее оружие массового поражения.
Вперёд, к приключениям!
Я мужчина, имеющий два украшения на голове. Оба шрама получены на заре моей буйной молодости.
Один шрам тонкой проплешиной светится на макушке. Каждый раз, подымаясь с потёртого стула после очередной стрижки в нашей зоновской парикмахерской, в зеркале вижу его. Но проходит всего неделя, и чуть отросшие волосы закрывают шрам до следующего похода к цирюльнику. История появления этой отметины довольно банальна. Однажды, году в 1993-м, когда я второй год тянул стройбатовскую лямку, во время очередной групповой разборки между землячествами мне дали совковой лопатой по голове. Дело обычное, чего там, стройбат же. И то ли черенок у лопаты трухлявый был, то ли башка у меня слишком твёрдая… Короче, лопата сломалась, а голова – нет. Кость же ведь крепче дерева, верно?
До сих пор помню глаза ефрейтора Гарифуллина, застывшего с жалким обломком черенка в руках. В чёрных, как дербентская ночь, глазах его я увидел в тот миг испуг и, кажется, даже почтение – так поразила Гарифуллина мощь моего черепа. Кстати, именно после удара лопатой сложилась в моей голове идея написания одной чудной повести, но воплотить её в жизнь смог я намного позже. Что ж, музы бывают разные. Стройбатовцу муза может явиться и в образе ефрейтора, вооружённого ударно-копательным инструментом.
С другим моим шрамом – поинтереснее. Он расположен на подбородке чуть ниже рта. С годами шрам стал почти незаметен, никто из сидельцев не обращает внимания на него, я и сам вспоминаю о нём крайне редко. По утрам перед зеркальцем бреюсь – шрама не замечаю. Даже жена за все долгие годы нашего брака ни разу меня не спросила, откуда он. И дети не спрашивали. Наверное, думали они, что этот шрам – часть меня, что был он всегда на моём лице, как нос или уши. Но это, конечно, не так. Данный шрам появился очень давно, шёл мне тогда всего-то пятнадцатый год. И в день своего появления выглядел шрам совсем не так безобидно, как теперь, по прошествии тридцати с лишним лет…
В ту зиму на всех дискотеках Советского Союза крутились «Яблоки на снегу» – бессмертный шлягер, благодаря которому Михаил Муромов стал для меня на все времена певцом одной песни1.
В нашем восьмом «Б» училась Хорошавина Оксана – девочка (думаю, правильнее всё же – девушка) во всех смыслах выдающаяся. Первая красавица нашей школы. Внешне и манерой держаться она походила на кошку. Нет, скорее, на молодую тигрицу. Гордая осанка, не по годам развитая фигура. Лицом она смахивала на Клеопатру, египетскую царицу из одноимённого фильма. А если точнее – на королеву Голливуда Элизабет Тейлор, которая исполнила роль Клеопатры – такая же чернявая, дерзки красивая, только моложе. Юная Клеопатра! Ухлёстывали за Оксаной самые крутые старшеклассники, то есть самые сильные, самые смелые, самые наглые. И она с ними гуляла напропалую. Это при том, что отец у неё был майор милиции! Возможно, папа был слишком занят; к тому же Хорошавина как-то умудрялась учиться на четыре и пять. Нас, своих ровесников, считала она малолетками. Да мы против этого и ничего не имели. Для нас она была… я не знаю… Звезда. Да, так! Недосягаемая Звезда, на которую можно только глазеть, а трогать… не то что нельзя, об этом даже и мысли не возникало. Ну, откуда ж такое придёт: прикоснуться к Звезде?
И вот в начале декабря наш классный руководитель Елена Афанасьевна, которую меж собой мы «любя» прозывали Афоней, решила, что меня, некогда твёрдого троечника, успевшего в первой четверти нахватать двояков, срочно следует подтянуть. Показатели классу порчу, мол, и так далее. И поскольку сам я со своей коронной последней парты пересаживаться наотрез отказался, решила Афоня подсадить ко мне гордость и красу нашего класса Оксану Хорошавину. Ну чтобы она меня как-то подтягивала. Звезда за моей партой – вот поворот!
Поначалу отношения со Звездой не заладились. Хорошавина внимания на меня обращала не больше, чем на череп неандертальца – учебное пособие, пылившееся много лет на полке в кабинете биологии. Я сидел на уроках, большей частью пялясь в окно, но иногда бросал взгляды косые и на соседку. Там было на что посмотреть! Коснуться её я не мог. Даже локтем по-соседски случайно я ни разу её не задел. Звезда! Однако её присутствие за моей партой будоражило воображение. Ежедневная близость с самой красивой девушкой и при этом – полная её недоступность! Я тихо сходил с ума.
На уроках бросало меня то в холод, то в жар. Бывало, я весь напрягался. В такие моменты наваливался, облокотившись, на парту. Парта скрывала то, что находится ниже живота, ну вы понимаете: в этом возрасте гормоны бурлят, эрекция ого-го! Вызывать меня отвечать к доске в таком случае – дохлый номер. Я мог лишь что-нибудь буркнуть учителю, не подымаясь с места. Но это было как раз в порядке вещей. Педагоги 36-й школы, давно привыкнув к некоторым особенностям моего поведения, внимания не такие мелочи не обращали.
Короче, влюбился я не по-детски. Не знаю, заметила ли Оксана моё состояние. На контакт она не шла. Да какой там контакт! Я пары слов не мог связать, чтобы как следует к ней обратиться даже по делу. Я как-то притих, на уроках перестал зубоскалить. Учителя отмечали: поведение моё стало лучше. Вскоре улучшилась и успеваемость. Звезда хоть и вела себя довольно надменно, однако списывать мне позволила.
