В грязноватом, но просторном, со следами былой роскоши номере отеля с громким названием «Звезда Раджастана» угрюмо лежал на скрипучей деревянной кровати худощавый молодой человек. Отель когда-то знавал лучшие времена. Вероятно, в разгар колониальной экспансии. Но сейчас выглядел откровенно дряхлым, скатившись от обслуживания солидных господ из Метрополии, посещавших «жемчужину» короны империи по государственным или коммерческим делам, до приема «на час» местных проституток и их небогатых клиентов.
Молодой человек, двадцати пяти лет от роду, потомок древнего, но захудалого рода, не относился к категории обычных посетителей этой ночлежки. Просто он был довольно беден и не мог позволить себе более приличного жилья. Его бедность являлась следствием тайного порока – все свое довольно неплохое жалованье офицера колониальных войск юноша тратил на удовлетворение пагубной страсти к опиуму и азартным играм.
Разглядывая полустершийся рисунок на выцветших, когда-то игриво-розовых, местами облезших обоях, двенадцатый граф Уитворт, военный пилот Королевского воздушного флота, угрюмо пытался сообразить, где ему найти деньги на очередную дозу опиума. На тонком бледном лице офицера, с черными кругами под глазами, блестели капельки пота – в номере было невыносимо душно, хотя солнце уже давно скрылось за горизонтом. Вокруг тусклого газового рожка, едва разгоняющего темноту, кружились здоровенные москиты. Их мерзкое жужжание не давало Уитворту сосредоточиться. Впрочем, особенных идей у него и не было – жалованье взято авансом на два месяца вперед, а в долг ему уже никто ничего не давал.
Еще раз лениво окинув взглядом убогое убранство номера, вся обстановка которого состояла из кровати, поцарапанного трюмо и двух колченогих стульев, на одном из которых висел небрежно брошенный китель светло-песочного цвета, юноша неторопливо встал и принялся натягивать на босые ноги запыленные сапоги, намереваясь идти в офицерское собрание, чтобы хоть как-то скрасить вечер.
Москиты, уловив движение, немедленно сменили точку приложения своего внимания с газового рожка на голову Уитворта, устроив над ней настоящую карусель. Но граф только вяло отмахнулся, продолжая сборы, – надел китель, опоясался ремнем с револьверной кобурой и зашарил глазами по комнате в поисках фуражки. Искомая обнаружилась на полу возле трюмо.
Однако криво напялив головной убор на давно нестриженную голову, молодой человек снова рухнул на кровать, закинув ноги на низкую спинку. Брести куда-то, да и вообще двигаться не хотелось совершенно, поэтому Уитворт снова впал в меланхолию.
Мысли тянулись тоскливые, тягучие, горькие: об очередном проигрыше в бридж, о выволочке, устроенной командиром воздушной эскадры за неподобающий имперскому офицеру внешний вид и ненадлежащее выполнение служебных обязанностей, о закрытой кредитной линии в публичном доме мадам Зои.
Ход тяжелых мыслей прервал громкий стук в обшарпанную дверь.
– Какого дьявола? – тихим слабым голосом спросил Уитворт. Он никого не ждал и никого не хотел видеть.
Дверь с грохотом распахнулась, и на пороге появился здоровенный красноносый офицер со знаками различия лейтенанта на узких пилотских погонах. В вырезе расстегнутого почти до пупа кителя виднелась несвежая нижняя рубашка и торчали курчавые рыжие волосы. Такие же волосы, только чуть покороче, виднелись из-под околыша лихо заломленной на правое ухо фуражки.
– Добрый вечер, дорогой Майкл! – громогласно сказал рыжий. – Продолжаешь нянчить свой сплин?
Уитворт ничего не ответил, даже не повернул головы в сторону нежданного гостя.
Нимало не смутившись холодным приемом, лейтенант зашел в номер, почему-то аккуратно притворив за собой дверь, и бесцеремонно сел на стул, обиженно пискнувший под его весом. Москиты тут же сменили приоритет цели и начали кружить вокруг него.
– Или ты до сих пор переживаешь из-за устроенного полковником разноса? Так плюнь и разотри! – сказал рыжий, разгоняя назойливых насекомых энергичными взмахами руки. – Подумаешь, наорал, придравшись к нечищеным сапогам и пятнам на мундире! Все знают, что ты выгнал денщика за воровство, а нового еще не нашел.
На самом деле граф выгнал денщика не за воровство, в этом солдат был невиновен. Уитворту просто нечем было ему платить, вот он и нашел повод для расчета, дабы сохранить лицо перед сослуживцами. Но вслух Майкл обронил с небрежностью столичного денди:
– Настоящий джентльмен и в грязных сапогах выглядит представительней всякого быдла!
Лейтенант одобрительно хмыкнул и почесал пятерней волосатую грудь.
– Ты как тут оказался, Френсис? – граф наконец-то соизволил посмотреть на гостя.
– Пришел потешить свое мужское естество! – хохотнул рыжий. – Здесь же номера на час сдают. А после решил навестить тебя, живущего в этом гнезде порока!
– Так ведь здесь девочки… э-э-э… черненькие! – удивился Майкл. – Чего не пошел к мадам Зои?
– Да, в заведении у мадам девки – высший класс! – усмехнулся Френсис. – Мордашки, попки… Только вот они мне не для любования нужны, а для… другого! Здешние, пусть и не такие приятные по виду, берут с клиентов впятеро дешевле. Так зачем платить больше, если между ног у них одинаковые отверстия? Сам-то ты, Майкл, местных не пробовал?
«Скоро придется попробовать! – загрустил Уитворт. – Раз мадам Зои отказала мне в посещении своего борделя».
Френсис, по-своему истолковав его молчание, негромко сказал:
– А я вот не брезгливый! Не то что вы, аристократы…
Целую минуту в комнате слышалось только обиженное сопение рыжего и назойливое жужжание москитов. Наконец Френсис не выдержал, он вообще не умел долго фиксироваться на какой-нибудь одной мысли, и громко предложил:
– Майкл, а не пойти ли нам выпить?
Уитворт коротко глянул на него исподлобья.
– Понимаю, ты не при деньгах, вчера здорово проигрался, – примирительным тоном сказал лейтенант. – Так я угощаю! На сэкономленные! – он снова хохотнул.
Граф обдумывал его предложение довольно долго, но меланхолия и лень все же взяли верх – Майкл метнул в угол фуражку и устало повернулся лицом к стене. Френсис посидел еще пару минут, но, поняв, что предложение отвергнуто, встал, пожал плечами и вышел из номера, с трудом удержавшись от желания хорошенько хлопнуть дверью напоследок.
* * *
На древний город, стоящий на берегу грязной реки, считавшейся в этой стране священной, обрушилась ночь. Первыми затихли относительно чистые кварталы европейского сеттльмента, степенно уложив на мягкие подушки ухоженных сквериков свои прямые мощеные улочки. Вслед за ними, ворча и ворочаясь в лабиринте узких кривых переулков, постепенно успокоились туземные районы. Огромная красная луна брезгливо смотрела на них со своей недосягаемой высоты, отражаясь в буро-желтых волнах великой реки, которые несли к близкому океану раздувшиеся туши дохлых лошадей и полуобгорелые трупы аборигенов.
