Гулко сглотнув, я ёжусь и в сотый раз
проклинаю себя за то, что согласилась разрешить ребятам позвать с собой друзей.
Поездка не предполагала алкоголь и лишний шум в виде громкой музыки. Но не
столько это меня сейчас беспокоит, сколько понимание, что на территории
палаточного лагеря я чувствую себя, словно в камере пыток.
Вроде меня окружают сосны, чей скрип слышно
отовсюду. Волшебное пение ночных насекомых и птиц. Треск костра, который греет
мои руки в ночной прохладе. Но мне совершенно некуда бежать от давящего
взгляда, что временами прошивает насквозь. До безумия колко. Больно.
Глядя на языки пламени, единственное, чего
я хочу — это забыться. Собственно, вся эта поездка с одногруппниками нужна
только для того, чтобы отдохнуть с друзьями и ненадолго отвлечься от неприятных
мыслей. Вырваться из кокона серости будней и побыть ничтожеством в огромном
мире под названием Земля.
Но, видимо, у судьбы на меня другие планы.
— Оль, ты чего тут одна?
Единственный, кто не должен понимать кайфа
такого отдыха, это Жанна Зайцева. Будучи самой красивой девушкой в группе, ей
вообще не должно улыбаться одеваться в спортивные костюмы и спать в маленьких
душных палатках. Таких, как она, завистницы пренебрежительно называют фифами, а
парни — зазнайками. Потому что считают ей подобных недоступными. Но она всё
равно раз за разом ездит со мной на кемпинг, стараясь взять все организационные
вопросы на себя. Просто потому, что на самом деле она не такая, как думают
остальные.
Оглянувшись через плечо, я вижу наших ребят
за раскладными столиками. Они весело проводят время, попивая привезённое пиво и
развлекая девчонок забавными историями из жизни. И только один из
присутствующих равнодушно сидит на стуле чуть в стороне и делает глубокие
затяжки сигаретным дымом, выпуская на волю плотные клубы.
— Я немного замерзла, — отвечаю и
действительно ёжусь, но не от холода, а от того, что плечи снова обжигает
тяжестью чужого внимания.
— Ты с собой теплых вещей не взяла, что ли?
Качая головой, я подношу ладони к языкам
пламени и даже позволяю им пару раз облизать пальцы, после чего растираю
подаренное тепло.
Жанна вздыхает, берёт стул и водружает его
рядом с моим, чтобы составить мне компанию, в которой я совершенно не нуждаюсь,
но, в общем-то, не имею ничего против.
— Таранов задрал уже, — зло выдыхает
девушка. — Говорила же, чтобы без проблемных ситуаций. Всё равно, блин,
притащил на блюдечке с голубой каёмочкой. Ты видела Арса и Ежа? У них на лице
написано, что уголовники.
Морщусь, не в силах сдержать неприятное
чувство, простреливающее грудную клетку и низ живота.
— Я вообще не понимаю, как можно так
накосячить? — не унимается подруга. — Нет, это вполне в репертуаре Олега, но,
блин! Притащить с собой этих…
Я снова оборачиваюсь и смотрю на виновника
Жанкиного негодования. Олежа весело проводит время с Вязиной и даже не
собирается раскаиваться. К тому же, помимо упомянутых, здесь находятся и другие
ребята, приехавшие за компанию. Их мы точно так же не знаем, но Зайцеву не
пугает их наружность, поэтому она и не беспокоится. А вот те двое вызывают
безотчетное чувство страха. Хотя я знаю, что Арс и без своих татуировок умеет
пугать до дрожи в пальцах одним своим взглядом и выгнутой бровью.
— О, боже! Почему он на нас смотрит? — тихо
ужасается Зайцева и дёргает меня за плечо, чтобы я прекратила пялиться в ту
сторону.
— Ты красивая, — усмехаюсь я невесело. —
Почему ты удивляешься, что парень обращает на тебя внимание?
— Да упаси боже стать объектом внимания
такого… — Жанна задумывается, подбирая нужное выражение, но так и не находит
ничего подходящего в своём словарном запасе.
И я ей, если честно, тоже не могу в этом
помочь. Славин стал самым загадочным парнем в кругу моих знакомых незнакомцев.
Поговаривают, что он занимается чем-то противозаконным, но насколько это
правда, я не могу знать, даже несмотря на наше общее детство, проведённое во
дворах и подъездах.
— Внешность обманчива, — сипло говорю я,
вновь протягивая руки к огню. — Кому, как не тебе, фотографу, это знать?
Зайцева фыркает, скрещивает руки на груди и
переводит взгляд на костёр.
— Нет, я понимаю, что чаще всего за такой
внешностью прячется неординарная личность, но что-то мне подсказывает: это не
тот случай. Ты видела тату на его шее?
Видела. И эта татуировка принесла мне не
столько ужас, сколько обиду и недоумение. И каждая последующая стала шрамом не
на его теле, а на моём несчастном сердце, которое, кажется, давно перестало
кровоточить.
— Тату, как тату. — Подтягиваю ноги к себе
и обнимаю колени, продолжая созерцать природное явление. — Это всего лишь
рисунок, Жан. Только рисунок.
Подруга поджимает губы и умолкает, понимая,
что мне эта тема неинтересна. Но в действительности дело вовсе не в интересе:
сама мысль об этой татуировке и её обладателе вытягивает из меня последние
крупицы удовольствия, которые я получаю от поездки.
Кто мог знать, что Арс — друг Таранова? Кто
мог знать, что он захочет поехать с ним на природу за компанию? Скажи мне кто
об этом, я бы, не раздумывая, осталась дома, забив даже на то, что сама всегда
являюсь инициатором подобных сборищ.
Какое-то время мы так и сидим молча, слушая
треск огня и нередкие взрывы смеха, доносящиеся из-за столов. Я иногда чувствую
на себе тяжесть стального взгляда и стараюсь не ёжиться, чтобы не привлекать
лишнего внимания. А несколько позднее ребята решают присоединиться к нам.
Составив вокруг стулья, располагаются на них и начинают отвлеченные разговоры.
И всё ничего, но через несколько минут я
слышу голос Хариной:
— Арс, ну пойдем к ребятам, ну чего мы
здесь сидеть будем?
Прикрываю глаза и едва не молюсь всем
святым, чтобы он отказался. Вот только Арс не святой. Он не слышит и молча
соглашается с просьбой моей одногруппницы.
Я стараюсь не смотреть в их сторону, но всё
равно краем глаза отмечаю, что парень свободно садится на раскладной стул,
широко расставив ноги, а девушка умещается на его колене, обняв за мощную шею.
— Оль, чё грустим? — задает вопрос Саша
Дерябин и протягивает запотевшую бутылку пива.
Я качаю головой, потому что не уважаю
алкоголь и пьяных людей, но парень будто и не замечает моего отказа.
— Да лан, Олёк, все ж свои, че ты?
— Дерябин, дерябни и отвали от девчонки! —
ржут его друзья, с которыми он приехал.
Я раздражённо дёргаю плечом и поднимаю
голову, внимательно глядя на одногруппника. Не знаю, что он видит, но тут же
поднимает руки и отчаливает, не сдерживая скабрезной ухмылки.
— Да лан, Воронова. Я ж с миром. Ну не
хочешь, и не надо.
Ничего не ответив, я умещаю подбородок на
коленях и мгновенно забываю об этом инциденте. Зайцева пытается разговорить
меня, но я не хочу. Внутри что-то ворочается и не даёт покоя, как если бы в
груди завелась змея, пытающаяся выбраться с помощью своей ядовитой атаки.
