Мы бежали из квартиры, в которой прожили все мои пятнадцать лет. Мама надеялась вскоре найти съёмное жильё «по хорошей цене», но ничего подходящего так и не подвернулось, а оставаться там было уже невмоготу. Поэтому мы оказались здесь.
Мама шла впереди. Она катила коляску с самым ценным: с кульком Фёдором и продуктами. За ней тащился Ваня. Грузовик на верёвочке подпрыгивал на каждом торчащем из земли корне. Заяц в пластиковом кузове тоже охотно подпрыгивал. Он же заяц.
Я шла последней. Одной рукой тянула за собой грузный чемодан на колёсиках, другой держала телефон и записывала голосовое сообщение подруге:
– До конца лета точно здесь проторчим. Спасибо, туалет не на улице. Мама говорит, там даже ванна есть. Номер люкс, короче.
Мама затормозила и обернулась.
– Лер, там река впереди.
Я подняла глаза от телефона: высокая трава с соцветиями-метёлками, охваченная туманом, рокот воды ― и надо всем этим наспех состряпанный мост.
– Мост уж больно узкий, ― продолжила мама, ― за Ваней присмотри, пожалуйста.
Я кивнула, и процессия двинулась дальше.
Мост состоял из бетонных плит, кое-как подогнанных друг к другу, так что на стыках образовывались выпуклые швы. Ржавые металлические перила приходились Ване по макушку, а вертикальные стойки под ними чередовались редко ― не только Ваня, а я сама легко скользнула бы между ними при желании. Только я прекрасно знала, что Ваня, совсем не похожий на других четырёхлетних мальчиков, никуда не полезет. Он будет идти строго вперёд, глядя маме в спину. И мама знала это тоже.
Я включила на телефоне камеру и стала снимать воду, шумевшую под ногами. Ручей быстро уносил упавшие в него листья и тонкие сухие ветки, местами бурно закручивался вокруг каких-то древесных обломков, застрявших на дне.
Я перевела камеру на идущего впереди Ваню. Грузовик послушно шуршал по плитам, прибавляя громкости на стыках.
На одном таком стыке Ваня запнулся. Он удержался на ногах, только рванул верёвочку грузовика сильнее обычного. На моём экране грузовик дёрнулся и перевернулся. Заяц вылетел из кузова и сиганул за край моста.
Упс! Я сунула телефон в карман и посмотрела вслед тихо удаляющемуся зайцу.
Ваня ещё ничего не понял. Он остановился, чтобы поставить грузовик на колёса. Обернувшись, замер и захлопал глазами.
– А где? ― спросил он, не отрывая взгляда от лежащего на боку грузовика ― у того всё ещё крутилось заднее колесо.
– Вань, мы тебе нового купим.
Я знала, что это не поможет. Грузовик и заяц были для брата целым миром.
Мама уже пересекла мост, когда Ваня из беззвучного режима перешёл на рёв.
– Аааааа…
– Что там у вас случилось?
Я протянула Ване руку:
– Идём. Зайца не вернуть.
– Аааааа…
Я начала терять терпение:
– Ваня, надо идти, пока ещё кто-нибудь не свалился.
Мама оставила Фёдора на том берегу и вернулась на мост:
– Что такое? ― Она перевела взгляд на грузовик. ― А, всё ясно. Предлагала же зайца убрать в коляску.
Она вздохнула и села перед Ваней на корточки.
– Такой классный был заяц, да? ― мама заглянула в сырое Ванино лицо.
Тот вернулся в беззвучный режим, обнял маму за шею.
Так они пробыли совсем недолго. Всхлипнув пару раз, Ваня отпустил маму. Он поставил грузовик на колёса и снова взял верёвку.
Шествие возобновилось.
Я всегда поражалась характеру брата. Если бы я вот так потеряла что-то ценное, то стояла бы и рыдала на мосту, пока не сбежалась бы вся деревня.
***
Мама и давила на дверь всем телом, и, наоборот, тянула на себя, одновременно пытаясь повернуть ключ в замочной скважине, но тот не шёл ни влево, ни вправо.
Ваня наблюдал за этим в терпеливом ожидании. На его ресницах ― в память об утерянном друге ― всё ещё блестели остатки слёз.
Кулёк Фёдор сопел в коляске.
Я же строчила комментарий к только что выложенному на своей странице видео.
Щелчок.
Мама выдохнула облегчённо и распахнула дверь.
Перед нами оказалась просторная крытая веранда, по полу которой разбежались во все стороны чёрные птицы. Когда мама шагнула внутрь, птицы взметнулись к потолку и там расселись на толстых потрескавшихся балках.
Я оторвалась от экрана и заглянула в дверной проём:
– О, класс! Мы в вороньем гнезде.
– Это галки, ― сказала мама. ― Отойди-ка, надо коляску вкатить.
– А как они сюда попали? ― Ваня уже стоял среди веранды и крутил головой.
– Понятия не имею, ― ответила мама, пристраивая коляску в свободном углу.
Вдоль длинной стены веранды, одной из двух, что граничила с улицей, расположились большущие решётчатые окна ― такие же серые от пыли, как сегодняшнее небо.
Мама оглядела эти окна и пожала плечами:
– Окна все глухие.
Потом она взялась хлопать себя по карманам плаща ― искала ключ от следующей двери, той, что вела уже в дом, ― и между делом осматривала веранду.
– Через чердак забрались, ― мама подняла глаза к прямоугольнику, вырезанному в потолке. Этот проём не был закрыт никакой дверкой. Отсюда, снизу, к нему вела деревянная приставная лестница, которая уходила в непроглядную темень.
– О, а вот и обещанная стиралка! ― обрадовалась мама допотопной машине, поглядывающей на нас из угла большим стеклянным глазом.
Наконец ключ нашёлся. На этот раз дверь поддалась быстро и открылась с протяжным скрипом.
Обогнув маму, Ваня шагнул через порог, за ним грохотнул грузовик, и вместе с грузовиком, минуя тесную прихожую, мальчик двинулся прямиком в комнату.
– Ваня, обувь! ― опомнилась мама, которая дома пристально следила за тем, чтобы ни одна нога в ботинке не ступала мимо придверного коврика.
Ваня остановился. За ним и за грузовиком тянулись отчётливые следы, отпечатанные во внушительном слое пыли.
– Ладно, иди, ― махнула рукой мама, ― всё равно везде придётся мыть.
Я шагнула в прихожую второй. Из кармана ветровки, которую повесила на древний металлический крючок, достала телефон и включила камеру.
– А вот и проклятый старый дом, ― прокомментировала я, сквозь дверной проём наведя камеру на маму, которая ещё возилась на веранде, отсоединяя люльку с кульком Фёдором от коляски.
Налево от входа виднелась кухня, направо, сразу за крючками для одежды, две узкие двери. Я открыла их по очереди.
– Цивилизация во плоти, ― заметила я, ― настоящий туалет и настоящая ванная.
Я отодвинула негнущуюся шторку, та зазвенела металлическими кольцами-крокодильчиками, обнажая чуть желтоватую, но в целом вполне приличную чугунную ванну. Я повернула вентиль:
– И даже вода идёт! Без тины и головастиков.
Не выключая камеры, я зашла в комнату. Слева от входа торчал белёный печной бок. Видимо, печь устроили в самом центре дома, чтобы она вот так выпирала во всех комнатах, давая тепло.
Мама уже наводила здесь свои порядки. Она наклонилась над выдвинутым ящиком древнего комода, что громоздился в простенке между двух окон, и вынимала стопки постельного белья.
