Память наша устроена странно. Сегодня сидишь с приятелем, пьёшь. Ну, скажем, кофий, и всё чётко и ясно расставляешь по своим местам. А проходит несколько дней – и всё. Весь наш разговор разлетелся на кубики, шарики, треугольники. Что-то вспоминаешь из беседы. Что-то оказалось – это совершенно другой человек обсуждал с тобой. Да и ругался. Вот пойди пойми ты эту самую память.
Всё это я к тому, что стал вспоминать рассказ моего приятеля, который давно живёт в Париже и всё грозит, что обязательно пригласит меня к себе в гости. Будет и шашлык. Вот только дай время, жена уедет, и уж тут…
Мой приятель жмурился, хитро улыбался: «Позовём девочек из Молдавии и такого фуршета закатим, что любо-дорого».
Но – жена приятеля не уезжала, фуршета не было, и девочки из Молдавии старились прямо на глазах.
Ну-с, о приятеле. Он во Франции жил давно. Так давно, что, казалось, он вообще всегда жил в этой чудесной стране.
Был он большой, весёлый, хорошо пел и ещё лучше показывал фокусы. Потому что в СССР он был профессиональным фокусником. Что его занесло во Францию, мне кажется, не знает и он сам, ибо во время наших посиделок нёс какую-то обличительную чушь. Типа – погнался за колбасой. Или тёплым унитазом.
Самое интересное, что меня и интриговало, и даже внушало зависть некоторую, – при полном стремлении не работать он каким-то образом ухитрялся иметь деньги. И не очень маленькие.
Меня, как каждого нормального эмигранта, это его свойство доводило до бессонницы. Вот этими бессонными ночами я прокручивал все его действия. Ибо дружил и знал многое. Да и чего не знать. Он открыт и ничего не скрывал.
Но нет. Не понимал я, как это так. Помахал руками – и вот они, 150 евро, тут как тут.
Я несколько раз с ним вместе совершал поездки по стране. Вместе с раззявами-туристами из России. Он, приятель мой, просто взмахивал рукой и говорил: C’est cheval[1]. И р-раз – в руке 180 евро. Все – по двадцатке. Нет, что ни говори – фокусник.
Жена его, крупный профессор по гинекологической медицине в прошлом, а ныне просто красивая дама, в нём души не чает. А всё просто. Женщины, даже ежели и очень образованные, всегда наивны и ждут чудес. А мой приятель ей, своей жене, показывает фокусы, то есть чудеса, каждый вечер. То с кубиками. То с шариками. То с косынками, верёвочками и прочим.
Ну как всему этому умению не завидовать.
Ну-с, я своего приятеля описал достаточно. Теперь перейду к сути рассказа. И про память.
Просто мы сидели как-то в кафе «Лила», что на Монпарнасе, пили на самом деле хороший кофий и обменивались информацией о житье. Что стало это житьё труднее, что зажимают, где только возможно, и уж кое-как оформить документы на проживание во Франции не катит. В смысле – не дадут.
Не то что в старые добрые времена. И рассказывает мне мой приятель Б. такую вот своего рода историю.
– Как ты думаешь, что такое еврейская жена?
– Ну, как что такое, – отвечаю я. – Это яснее ясного. Форшмак. Холодец с чесноком. Кнедлики. Постоянно – протирка пыли. Почти всё время недовольство. Например, смотри, у Фимы дети уже на рояле и скрипке. А наш оболтус… И всё. Это всё твоё воспитание. Ну и так далее.
– Вот и нет. Еврейская жена – это способ передвижения. Когда многие, в том числе евреи, хотели смотаться из СССР, то какой только один путь и был? Верно, еврейская жена. Вот через неё и выезжали, в основном люди совершенно других национальностей и конфессий. Ладно. А что такое французская жена?
– Ну, – отвечаю, – всем известно. Шарм, Карден, всё время амур. В общем, ком тужур. Чё говорить-то, французская жена, она и есть французская.
И мне показалось, что в воздухе кафе запахло шанелью и ещё чем-то неуловимо сладостным. А в окне промелькнула тень с тонкой пахитоской и красного дерева стеком. Мелькнуло. Исчезло.
– Да нет, опять ты ошибся. Французская жена – способ легализации. Вот что это такое. И не более того.
Я со своей женой Леокадией, а попросту Лёкой, приехал сюда на самой заре перестройки. Когда у нас всё рухнуло в одночасье. Жрать нечего. Главное – работы никакой.
Поверишь, я на Арбате приспособил ящик из-под яблок и показывал фокусы. Конечно, и напёрсток был. С вечным «вот шарик есть, а вот его нет…». Кстати, зарабатывал кое-что. На питание хватало. Да ещё Лёка нехилый врач. В общем, можно было бы влачиться, но и меня и Лёку как комар в причинное место. Мол, что – так вот и жить до скончания? Нет и нет. Да к тому же подошла свобода в полном объёме прав и требований. Ну, мы и рванули. Вроде турпоездка. Это до Парижа на автобусе – турпоездка. А приехали – как тараканы все посыпались. Только кого и видели. Какая тут башня Эйфеля. Какие Инвалиды с Наполеоном Бонапартом.
Мы с женой – кстати, не расписаны – сняли комнатушку, и я – по ресторанам. Петь научился. А Лёка в бубен бьёт и в нужном месте «гэп-гэп чавэлы» В общем, по вечерам оба воем. Зачем смотались? Чего не видели? А главное, оба без документов. Нелегалы. Я всё представлял, что я теперь – или Рудольф Абель, или Конон Молодый, или Штирлиц, либо ещё какой легендарный советский разведчик.
Конечно, ошибался. Так как уж у них что документы, что легенда – в полном ажуре.
Короче, начали серьёзно думать, как эту легализацию устроить. В Марселе арабские товарищи предлагали вид на жительство. Дёшево. Но мне друзья сказали – до первого полицейского. Пробьёт в компьютере твой вид – и едешь в тюрьму. Да не на короткий срок. Ибо это – проникновение и проживание с нарушением таких статей и параграфов, что выговорить страшно. Короче – везде клин.
Но. Я ведь из Страны Советов. В общем, все мы мастера эти советы давать. А уж за границей наши сородичи, хлебнув полностью и в полном объёме комплекса своей неполноценности, изгалялись в части советов как могли.